Удивился не только Дир, но и Рюрик со Скульдом. Оба знали меня достаточно хорошо и были уверены, что платить полную виру я не стану. И Рюрик наверняка в очередной раз рассчитывал на роль арбитра.
— Что ж, раз за действие оружия несет ответственность его хозяин, то, выходит, хозяину и ответ держать.
— Да, именно так! — подтвердил Дир. — Тебе!
— Почему мне? — изобразил я удивление. — Разве я хозяин того ножа, которым убит твой отрок? Не знаю, как зовут того раззяву, но это и не важно. Ты сам только что сказал: за то, что сделано оружием, отвечает хозяин оружия. Значит чей нож убил, тому и ответ держать.
Пауза. Тишина.
Потом медвежий рык Скульда.
Это он так смеялся.
Рюрик ограничился улыбкой.
Дир — открытым от изумления ртом. И прежде, чем он успел выразить всю глубину негодования, Рюрик проговорил озабоченно и почти ласково:
— Не стану говорить, что согласен с таким рассуждением, но коли уж наш хозяин, — кивок на Дира, — так считает, то, значит, быть посему. Смерть его отрока ложится… на другого отрока. Скульд?
— А мне что? Дренг не мой, а Дира. Согласен!
— Вот и хорошо, — одобрил Рюрик. — Негоже нам из-за пустяка ссориться. Верно, князь?
Дир по-рыбьи открывал-закрывал рот. Нет, ему было что сказать. Всем нам. У него аж глаза покраснели от ярости. Но он был и оставался князем. Правителем. Сказать ему было что, а вот слов правильных не было.
— Ох и ловок ты уговаривать, Хвити, — заявил Сутулый, когда мы вышли на воздух. — Был бы ты законоговоритель, весь тинг бы тебе в рот смотрел.
— Угу, — согласился я. — Было у кого учиться, — я кивнул на Рюрика.
— Как бы ученик учителя не превзошел, — с намеком отозвался тот. — Однако ж и я кое-что сегодня понял…
— Что же? — насторожился я.
— То, что слаб Дир для такого гарда, как Смоленск.
Они со Скульдом переглянулись. Понимающе.
Получается, я станцевал под дудочку Рюрика?
Хотя какая разница. Главное — Вильд из-под удара выведен и мой авторитет не пострадал. А мог бы. Это ведь у Рюрика с Сутулым целые армии за спиной. А мне с моим маленьким хирдом бодаться с целым пока еще князем смоленским ой как непросто. Хотя такими темпами Дир скоро из князей вылетит. Даже жаль его немного.
— Знаешь, как я испугалась! — Пушистая светлая головка Зари удобно устроилась у меня на плече. — Как увидела, что против брата целая стена, а у него даже щита нет. А этот Бирнир говорит твоему брату: «Давай подождем. Поглядим, как малыш против строя биться будет». Оборотень кровавый!
Права моя девочка. Такой он и есть, Бирнир Бесстрашный. Однако в то, что он смог бы уговорить Медвежонка любопытства ради пожертвовать Вильдом, я не верил. Но спросить все равно надо.
И я спросил.
— Пустое, — отмахнулся братец. — Эти смоленские нас видели. Старший ихний только повод искал, чтобы отступить. Вильд его дренга на нож насадил, а он с нами в гляделки играл. Хотел бы убить, убил бы сразу. Вильд бы против смоленских и двух вдохов не продержался. Со спущенными-то штанами. — Свартхёвди хохотнул. И посерьёзнел: — А нам, брат, отсюда уходить надо. Что-то такое Хрёрек мутит с Сутулым. Может, и не против нас, но все равно.
— Знаю я, что он мутит, — я откашлялся и сплюнул смоленскую пыль на смоленский причал. — Смоленск от у Дира забрать хочет. Но уходить нало. Вопрос: куда? В Киев с Рюриком или на север, к нашему острову?
— Ты же решил в Киев? — удивился Свартхёвди. — Передумал?
Почти. Каждый раз, когда вижу, как эта хитромудрая гадина Рюрик прогибает под себя окружающих, возникает острое желание держаться от него подальше.
Но я ведь и впрямь решил. Причем коллегиально. И сдавать назад мне по статусу не положено.
— Не передумал. Мы идем в Киев. Вместе с Рюриком.
— Ты ярл! — Медвежонок молодецки хлопнул меня по плечу, заставив пошатнуться. — Что нам делать на севере? С купчишек налог брать? Так Гуннар с этим получше нас справляется. А там, — Свартхёвди махнул туда, куда, раздвигая высокие берега, уходила река. — Там весело! Там добыча!
Глава восемнадцатая
Сладкая вода и обсидиановый серп
Еще один сон. На сей раз без носатых громил и похотливых бабищ. Выжженная солнцем степь от горизонта до горизонта. Какие-то горы вдалеке. И большая желтая река там, справа. В сумерках ее не разглядеть, но я знал, что она там. Чуял. Колючая ломкая трава под подошвами, которые чувствуют, как потрескивает, остывая, земля. Стрекот насекомых. Пыль щекочет ноздри. Я знал все это, хотя не ощущал. Под моими ногами — деревянная покачивающаяся палуба. Нет, не палуба. Дно.
Повозка, в которой я ехал, подпрыгнула, и возничий, тощий полуголый человечек, испуганно оглянулся на меня.
Возничий? Что за…
И тут я увидел главное. Бесконечную цепочку людей, привязанных друг к другу. Их были тысячи. Я знал это, хотя мог видеть только сотни две. Остальных скрывал ночной сумрак. Но я слышал отчетливый шорох множества ног, кашель, возникавший то тут, то там.
А еще пыль. Я к ней привык. Потому что дышал ею большую часть своей жизни.
Рука привычно потянулась к поясу, вернее к фляге. Вино. Слабенькое, разбавленное, кислое.