Последнее лето ярла Ульфа

Первое, что сказал Гуннар, после того как мы обнялись.

Громовержец. Звучит неплохо. Так меня еще не называли.

Но оказалось, Гагара имел в виду Тора.

Даже как-то обидно стало. Спасли его мы, а благодарность — кому-то постороннему.

Но переживу. Есть проблемы поважнее.

Раздельный допрос пленных показал: нам конец.

Свейский конунг решил взяться за нас всерьез. Этот хирд — первая ласточка. Если посланный ярл не доложит о победе (а он не доложит, потому что мертвые не докладывают, а лежат, где положили), то сюда явится еще одна боевая группа. Побольше. Такая, против которой мы уже не устоим.

Это если у свейского конунга не возникнут другие, более срочные дела.

А они вряд ли возникнут, потому что — вторая скверная новость — весной умерла главная западная проблема Эйрика. Хальфдан Черный. Причем не погиб в бою, как подобает такому славному воителю, а совершенно по-глупому. Отличным солнечным днем ехал со свитой и данью по замерзшему заливу и угодил в полынью. И сразу ушел под лед вместе со своим красивым возком. И все. Утонул. Нелепая случайность. Как оказалось, в этом месте зимой был водопой и пропитавшийся навозом лед стал более восприимчив к солнышку.

Свеи рассказали: позже тело утопшего конунга из воды извлекли, привезли в Хрингарики и долго решали: где похоронить. Каждый представитель хотел увезти его к себе. О Хальфдане и раньше говорили, что он способствует урожайности, а тут кто-то пустил слух, что функция эта после смерти конунга только усилилась. В итоге по решению уважаемых людей труп расчленили и разделили между несколькими землями. В Хрингарики только голову похоронили.

— И кто же теперь правит у норегов? — спросил я.

Оказалось, что официальным наследником назвали Харальда. Сына той самой Рагнхильд, дочери Сигурда Оленя, которую мы отняли у берсерка Хаки. Неплохой выбор, учитывая происхождение по обеим линиям. Вот только сынок был слишком мал для должности конунга, потому рулил войском покойного Хальфдана его самый близкий родственник — еще один спасенный нами пленник Гутторм Сигурдсон. Тоже достойный человек, надо полагать. Вот только амбиций у него было поменьше, чем у Черного, и рассчитывать на то, что Гутторм начнет драку со свеями, не стоило.

Как утверждали пленники, Гутторму хватало хлопот и в Норвегии, ведь после смерти Хальфдана примученные им территории немедленно возжаждали автономии.

В том, что пленники не врут, можно было не сомневаться. Вопрос: была ли верной доступная им информация?

Решать единолично я не рискнул. Собрал совет.

— Не отдадим! — решительно заявил мой брат. — Пусть приходят, всех убьем!

Твердая позиция. Но поддержал ее только Стюрмир. Остальные хольды помалкивали. Смотрели на меня.

— Конунг свеев, — сказал я, — прислал две сотни хирдманов. Пришли он пять сотен, Гуннар был бы мертв, наш гард захвачен, и отбить его мы бы не смогли. Будешь спорить?

— Не буду, — буркнул Медвежонок. — Но это наша земля. Нельзя ее отдавать без боя. Нет в этом славы.

— Бой был, — напомнил Гуннар. — И не один. И то были славные победы. Но пятьсот воинов разом — это много для нас. Не хочу, чтобы мой сын рос без отца.

Неожиданная поддержка. Я был уверен, что Гуннар прикипел к нашему «королевству на горке».

— Никто не хочет, — проворчал мой брат, метнув на Гагару недовольный взгляд. Будь на месте Гуннара кто-то другой, Медвежонок взглядом не ограничился бы. Но Гуннар сумел удержать крепость, и потому даже мой брат не мог упрекнуть его в трусости.

— Пятьсот воинов — это еще немного, — негромко, будто размышляя, проговорил Кёль Длинный. — Их может быть и тысяча, и две.

— С пятью сотнями мы, может, и справились бы, — поддержал его Льотольв Кнобсон по прозвищу Кто-то Умрет. — Но с тысячей точно нет. Даже если со всех окрестных племен подмога соберется.

— А она не соберется, — сказал Гуннар. — Треть тех, кого привел Сохрой, ушла к предкам. А это были лучшие из здешних. Лесовики своих на смерть больше не пошлют. Пять сотен мы, может, и сдюжим, раз ярл, — он кивнул на меня, — здесь, но на румы сажать будет уже некого. Разве что варяги пособят.

— Варяги не придут, — разочаровал я. — Ольбард сказал, это не их война.

— А если Трувора просить? — предложил Вихорек. — Трувор — родич нам.

— Поговорить можно, — согласился я. — Но вряд ли он придет всей силой. Мы видели, где его интерес.

— А если Рюрика? — Медвежонку страшно не хотелось расставаться с нашим островным «ярлством».

— Рюрика…

Этот, возможно, и польстится. Поскольку склонен все под себя грести, свое, чужое, лишь бы дотянуться. Но зная Рюрика, я скорее могу предположить, что помощь будет символической, а обязан я ему буду изрядно. Даже если нас отсюда вышибут. Рюрик щедр, если ему самому надо. И моя Последняя Слеза тому доказательство. Но нужны ли ему кирьяльские земли, если в нагрузку к ним идет война со свеями?

Глава тридцать шестая Щедрое предложение