Последнее лето перед революцией

Этим летом в могилёвском городском театре, приспособленном под показ фильмов, многолюдно, и публика столь же блестящая, как и в петербургской «Паризиане». Ведь Могилёв теперь – военная столица Российской империи! При прежнем главнокомандующем, великом князе Николае Николаевиче, город походил на строгий военный лагерь. Но сейчас здесь сплошная светская суета, интриги, сплетни… Аристократические мотыльки вьются вокруг мучительно притягательного светоча, который может и согреть, и опалить… Император здесь.

Вслед за монархом в маленький белорусский город переехал Двор, все командование, тысячи высших офицеров страны, именитые дворяне. Узкие улочки Могилёва заполнились автомобилями, в гостиницах «Бристоль» и «Метрополь» не осталось свободных мест. Город на Днепре не узнать – сколько невского лоска, сколько культурных событий, сколько бурных романов и захватывающих сплетен!

Вот как описывают этот период белорусские историки: «Очень быстро губернский город превратился в царскую резиденцию с соответствующим антуражем. Военные проблемы для многих отходили на второй план. Могилёвские девушки восхищались и флиртовали с офицерами Ставки… Для того, чтобы Николаю II было удобнее добираться до церкви, в апреле 1916 года туда была проложена асфальтовая дорожка от дома губернатора, где жил самодержец. Сделали ее за личные средства царя. За государственные же, в частности, приказом министра путей сообщения, в Могилёв доставили небольшую паровую яхту, на которой император летом совершал прогулки по Днепру».

Миссии и посольства европейских стран тотчас передислоцировались из Петербурга в Могилёв. Так, например, в августе 1916 года в Белоруссию прибыл посол Англии сэр Джордж Уильям Бьюкенен, чтобы вручить Николаю Орден Бани – символ особого рыцарского достоинства. Злая ирония судьбы! Меньше чем через год Николай будет отчаянно, без всякого уже достоинства, просить Британию спасти его от собственного народа; но одно дело – дать орден, и совсем другое – приют опальному монарху. Английский король Георг откажет двоюродному брату, испугавшись повторения петроградской кровавой бани – только теперь уже на берегах Темзы.

Но вернемся в душное лето тысяча девятьсот шестнадцатого. Как вспоминают сами могилёвцы, в те годы в городе было много иностранных военных представителей: «Генерал Бартельс, мрачный и насупленный грузный старик, был всегда чем-то недоволен. Серб был в восторге от русских. Французы тихо сидели в гостинице. Лишь иногда их представитель – генерал Жанен – появлялся на вокзале. Итальянцы красовались. Они выходили на наши маленькие улицы со специальной целью показать себя. И, действительно, было что посмотреть. Голубые, яркие пелерины, перекинутые через плечо, красивые южные лица, важная осанка, все в них приводило провинциалов в восхищение. Они бывали в театрах, клубах и не одно женское сердце, постаревшее за эти годы, начинает усиленно биться при воспоминании о их генерале, графе Ромей. Выделялся из всех японец Обата. К японцам вообще русские относились с любопытством. Маленький народ, которого не удалось закидать шапками, всегда вызывал в нас интерес. Обата был типичный сын своего народа. Он весь жил Японией и ее интересами. И в Ставке его ничто не интересовало, кроме того, как всякое событие может отразиться на интересах его родины. Он не страдал за наши неудачи и не радовался нашим успехам. Он наблюдал.

Всем иностранцам нравился могилевский климат. Ровные зимы и ясное безоблачное лето. Ни больших морозов, ни туманов, ни беспрерывных дождей. По их мнению, Могилев мог быть прекрасным курортом.

Удивляла их бедность русского крестьянина. Маленькие избенки под соломенной крышей с крошечными окошечками и кучей грязных босых ребятишек, копошащихся в пыли. Эта бедность, рядом с роскошными, богатыми усадьбами, их всегда поражала. И они, несомненно, увезли с собой в свои страны память о противоречиях русской жизни: несметные богатства и рядом неслыханная бедность; громадные просторы и скученные убогие хижины; высокая культура и жестокость чрезвычайная. Россия для них и после того, как они прожили в ней несколько лет, осталась загадкой».27

Созданию в Могилёве атмосферы дорогого курорта способствовали многочисленные творческие коллективы, последовавшие за своими постоянными зрителями в белорусскую глубинку. На берег Днепра перебрались труппы ведущих театров Петербурга, артисты оперетты, работники синематографа – в опустевшей столице некому было показывать новые ленты. Профессиональный журнал «Проектор» еще в начале 1916 года писал: «В больших столичных газетах пестрят объявления о продаже кинематографов. За один только день 17 января в „Новом времени“ помещено 3 объявления о продаже кинематографов. Все это солидные первоклассные предприятия. Один в центре Невского на 600 мест, другой роскошный кинематограф на Гороховой, третий существует уже 8 лет на Большом проспекте Петроградской стороны».28