Последнее лето в Аркадии

— Ого! Только глянь! Ай да Джерри! — воскликнул Фредерик, затем смутился и поцокал языком, глядя на меня. — Прости. Полагаю, послание не предназначалось для твоего прочтения. — Он закрыл окошко и коснулся моих пальцев, впившихся в спинку кресла. — Ну же, Биби, не надо так напрягаться. Ты что, расстроилась? Это просто эротическая картинка, каких полно в Интернете. Люди шлют их друг другу, когда хотят подшутить. Ты так несовременна, Биби. Успокойся. А хороша картинка, да?

Я говорила вам, что за всю жизнь лишь трижды чувствовала мир обостренно, всеми органами чувств одновременно? Пожалуй, этот раз был четвертым. Я пялилась на монитор, на картинку заставки, изображавшую солнечный пляж, и не могла вымолвить ни слова.

— Биби? — Фредерик приподнялся в кресле, но я надавила ему на плечо, принуждая сесть обратно.

— Проверяй свою почту, не волнуйся за меня. — Забавно устроен человеческий мозг. Мое сознание кричало от ужаса, тогда как мозг приказывал говорить спокойным, размеренным тоном. — Ты прав, я слишком несовременна.

Я отвернулась от Фредерика.

На прошлое Рождество Джерри спросил у меня совета, что подарить Сьюзен. Подарок должен был быть не слишком личным, но достаточно продуманным. Я предложила цифровой фотоаппарат.

— Ты точно не очень расстроилась? — Фредерик все-таки встал. Я обернулась. Его лицо было обеспокоенным. — Хочешь, я удалю это сообщение?

— Нет, не стоит. Как ты и сказал, оно предназначалось не мне. — Я медленно дошла до двери, открыла ее и снова обернулась. — До завтра, Фредерик.

Я доковыляла до второго этажа, заперлась в ванной. Там меня вывернуло наизнанку. Картофельная запеканка полетела в унитаз.

Помощница прислала моему мужу послание, в котором была только фотография. На снимке не было ни лица, ни тела, только крупный план двух полных грудей в распахнутой блузке. Между ключицами помещался серебряный кулон от Алана Ардиффа, который я выбрала в качестве подарка для Сьюзен по поводу дня ее рождения. В нижней части фотографии находились пять слов, не оставлявших места сомнениям:

«Твои крошки скучают по тебе».

Глава 25

Конец отпуска я еле пережила. Джерри уехал домой, чтобы поскорее включиться в работу, мой Рики улетел в Японию на чемпионат, мы с Тесс остались вдвоем. Порой роскошный особняк напоминал мне унылый морг, лишенный жизни. Всего двое взрослых с кучкой детей в огромном строении. Вы спросите, почему я говорю «двое»? При всем желании я не могла относиться к Ярсо как к одному из нас. Просто не могла, и все. Здравый смысл подсказывал, что моя неприязнь к американцу ничем не обоснована. И все-таки такое со мной случилось впервые — обычно я обожаю толпу и заранее люблю каждого попутчика.

Сначала я объясняла свое раздражение на Ярсо тем, что мои старшенькие ходили за ним как приклеенные, распушив перышки. Они словно влюбились! В наше неспокойное время, когда никто не запрещает мужчинам за сорок и даже за пятьдесят крутить романы с нимфетками, за молодежью нужен глаз да глаз. И все же, как бы пристально я ни следила за американцем, пытаясь углядеть в его поведении намек на интерес к Кэрол и Эллис, он ни разу не оступился. Он общался с ними приветливо, разговаривал ровно, ни одну не выделял и никогда не разглядывал их исподтишка. В конечном счете мои девочки решили, что он слишком для них скучен, и принялись строить глазки французским и немецким мальчишкам на пляже. И надо отдать Ярсо должное: к Томми он тоже относился хорошо.

Я не переставала копаться в себе, пытаясь отыскать причины неприязни. Может, спрашивала я себя, мне просто завидно, что американец сразу же обратил внимание на подтянутую Тесс и не заинтересовался такой толстухой, как я? Или я ревновала Тесс к Ярсо, поскольку она проводила с ним больше времени, чем со мной?

Помню, как-то янки отлучился в Пиренеи по каким-то своим делам, а Тесс осталась. Мы мило общались, но я видела, что подруга не может дождаться возвращения своего Фредди.

Да, возможно, я и ревновала. Глупо, по-детски, но ничего не могла с собой поделать. Конечно, я старалась общаться с Ярсо ровно, по-приятельски, но даже сама слышала, как фальшив мой дружеский тон, чувствовала, как от улыбки ноют скулы. Я честно пыталась побороть неприязнь, но не могла.

К концу отпуска я была выжата как лимон, потому что устала притворяться. Мне хотелось бежать куда-нибудь, хоть ненадолго! Помню, в один из последних дней я уговаривала Китти:

— Поехали в Андорру! На целые сутки. Скупим все, на что ляжет глаз. Там же зона беспошлинной торговли, рай для шопоголика. Мы купим тебе самые лучшие ролики, какие сможем найти. И часики «Гуччи». Что скажешь, детка?

— Нет, мамуля. Спасибо, но нет. Скажешь тоже, «Гуччи». Они нравились мне год назад, мода давно сменилась. — Китти редко зовет меня «мамуля», и это всегда означает, что от нее нужно отстать.