Последнее лето в Аркадии

— Кажется, сегодня погода будет лучше вчерашней, — заметил он, поправляя козырек кепки. — Я, конечно, рад Фредерику — вроде он неплохой парень, — хотя это и не уменьшает мою неприязнь к американцам. Думаю, что они виноваты и в нашей паршивой погоде. Развитые технологии, отбросы, загрязнение среды — главные предпосылки для возникновения озоновых дыр и изменения климата. Ты читала про это, Тереза? Проклятые янки, все беды от них.

Я с полуулыбкой прислушивалась к ворчанию отца. Похоже, он чувствовал, что со мной творится неладное. В таких случаях он всегда принимался болтать о разной чепухе, заполняя неловкие паузы.

— Но ведь без технологий мир погрузится в каменный век, папа.

— Да, погрузится. — Отец важно кивнул. — Однако все имеет свои пределы. Ты хотя бы видела, на чем ездят эти янки? Почти у каждого в гараже стоит здоровенный внедорожник. А ты в курсе, сколько гадости они выбрасывают в атмосферу?

— Нет…

Мы неспешно брели вдоль зданий, рыбных магазинчиков, кафешек. Навстречу попадались компании молодежи, только-только возвращавшиеся с ночных рейдов, портовые рабочие, мамаши с детьми.

Я была готова говорить о чем угодно, лишь бы не вспоминать проклятую фотографию, пришедшую по электронной почте.

— Ой, папа, ты только взгляни на этого угря! — восклицала я время от времени, тыча пальцем в витрину какого-нибудь рыбного магазина, где на груде льда возлежали свежие рыбины.

Так мы добрели до конца набережной. Отец обожал пирс, и мы всякий раз, в любую погоду приезжали именно сюда ради прогулки. Папа вглядывался в далекие суда и катера, подолгу любовался прибоем. Даже в дождливые дни, когда рыбаков почти не было, он не упускал случая вытащить меня на набережную.

На этот раз все было несколько иначе. Когда мы приблизились к пирсу, папа заколебался. Он стал растерянно оглядываться, затем посмотрел на небо и покачал головой.

— Кажется, будет дождь, — проворчал он, словно совсем недавно не хвалил погоду.

Я подняла голову и нахмурилась. Вверху клубились облака, но сказать, что вот-вот польет, было нельзя.

— Может, и так, — с сомнением ответила я.

— Так, так. Неудачный момент для прогулки.

— Значит, возвращаемся? — изумленно спросила я.

— Если ты настаиваешь.

По ответу было ясно, что настоять я просто обязана. Я ощутила странное беспокойство.

— Да, настаиваю. Как обманчива этим летом погода…

Я подала отцу руку, и он, к моему величайшему ужасу, оперся о нее безо всяких возражений.

Глава 28

На обратном пути мы не разговаривали. Любой, кто мог нас видеть, наверняка думал, что отец и дочь бредут по набережной в полной гармонии с собой. Увы, это было далеко от истинного положения дел. Папа опирался на мою руку, и оттого я пугалась с каждым шагом все сильнее. Какая-то недосказанность висела между нами.

Я частенько проглядывала в журналах заметки, где уже выросшие дети с теплотой отзывались о родителях. Они писали, что создание собственной семьи сильно сблизило их и положило начало новому этапу в общении. Они хвалились взаимной близостью и возможностью поговорить о наболевшем. Я всегда завидовала таким семьям.

Помню, однажды я видела фильм о том, как женщина, поссорившаяся с мужем, открывается отцу и тот дает ей хороший совет, утешает и принимает ее сторону. Возможно ли подобное с моим отцом? Едва ли. Я никогда не плакала при нем и не обсуждала с ним личные темы. Даже подавая ему руку, я чувствовала неловкость и знала, что он испытывает похожие чувства.

Мы не могли сказать друг другу самую простую и в то же время наитруднейшую фразу на свете. Фразу «я люблю тебя». Ни я, ни отец никогда не произносили ее раньше, и, наверное, так и не выговорим до конца жизни. Чаще всего мы светски болтали, обсуждали последние новости или переругивались, если придерживались противоположных точек зрения. По телефону наш диалог всегда был вежливым и каким-то безликим. Типа «как самочувствие?» или «когда приедешь навестить?». В «Аркадии» я изображала радушную хозяйку, а отец сухо принимал мое гостеприимство.

Конечно, папа поддерживал меня в трудные минуты и давал советы (которые по большому счету мне не годились). Слава Богу, он никогда не осуждал открыто мои промахи, за что большое ему спасибо. То, что однажды его просто не станет, казалось мне нонсенсом, вещью совершенно невозможной. Неизбежная смерть отца представлялась каким-то абстрактным понятием.

Но в то утро, поддерживая папу под локоть, я впервые представила, как буду существовать, если его не станет. Нет, когда его не станет. Его сильно похудевшая фигура, костлявая рука сами собой настраивали на подобные размышления.

Метров за десять до машины отец внезапно остановился и тяжело задышал.

— Ты устал, папа? — обеспокоенно спросила я.

— Со мной все нормально, — ответил он.

— Уверен?

— Да, — процедил он упрямо.

— Но ты так побледнел…

— Просто дай мне отдышаться.

— Тебе плохо?

— Да хорошо мне, Тереза, хорошо! Просто съел что-то не то вчера в поезде.

— Прихватило живот? — сочувственно спросила я.

— Нет. Может, слегка. — Даже мучаясь болью, отец ни за что бы не признался. — Просто ноет.

— Где именно?