Последнее лето в Аркадии

Америка. Я всегда мечтала побывать в этой стране! Мне нравилось лежать под одеялом и представлять пассажиров трансатлантических лайнеров. Куда они торопятся? По делам? Летят повидать родственников? Скрываются от ФБР? Боятся ли они перелетов? Знают ли о том, что в багажном отсеке под их ногами может быть гроб с покойником? Я как-то читала, что коммерческие рейсы часто перевозят гробы, максимум один за рейс. Интересно, кому принадлежат эти трупы? И зачем их нужно перевозить?

В ту ночь, когда мы вернулись из Франции, погода сильно испортилась. Когда мы улетали из Дублина, было сухо и прохладно, а теперь лил дождь, небо заволокли сизые тучи. Я лежала в постели и смотрела в окно, но за ним не было ни звезд, ни луны. Только частые капли лупили по стеклу. Я ощущала себя героиней собственной пьесы, видела себя со стороны, могла описать, как выгляжу, и это было так странно.

Дом для семьи со средним достатком где-то в Дублине. Небольшая спальня, мансарда.

Мэдлин, жена Фергуса, худощавая женщина лет пятидесяти, лежит в постели рядом с мужем. Она сильно обеспокоена.

Да, вот такое короткое вступление, как во всех сценариях. Никаких лишних деталей.

Мэдлин сильно обеспокоена, ха!

Да если бы рядом не лежал Фергус, притворявшийся спящим, я бы металась по комнате и рвала на себе волосы — до того мне было тошно! «Обеспокоена». «Жена Фергуса», «обеспокоена»…

Так ли сильно слово «обеспокоена» отличает одну женщину от миллионов других на планете?

Я не обеспокоена, я подавлена, погрузилась в горькое отчаяние.

Мне вспоминались те годы, когда я была молода и полна сил. Я стремилась достичь успеха в любимом деле, закрепить этот успех, но лишь для того, чтобы двигаться дальше. Я никогда не останавливалась на достигнутом. Та Мэдлин двадцатилетней давности посещала вечеринки, концерты и спектакли, веселилась до упаду. У нее не хватало времени даже на то, чтобы сходить в салон и подстричь буйные кудрявые волосы. Та Мэдлин привлекла Фергуса своей энергией и целеустремленностью. По крайней мере мне хотелось верить, что это так.

Той далекой Мэдлин досталась взрывоопасная смесь генов. Кое-что досталось от бабки, которая до самой смерти курила трубку и до восьмидесяти ездила по Корку на велосипеде. Что-то досталось от бабкиного брата, который был звездой местной футбольной команды. Что-то перепало от прадеда, заставшего еще Войну за независимость и рассказывавшего истории, от которых стыла в жилах кровь.

Эти гены давно уснули и не давали о себе знать. Возможно, пришла пора немного их растормошить?

Не дав себе времени на раздумья, я зажгла прикроватный торшер.

— Фергус?

— М-м? — Он притворился спящим, словно знал, что грядет неприятный разговор.

— Я знаю, что ты не спишь. Повернись, пожалуйста. Нам нужно кое-что обсудить.

— А до утра это не подождет?

— Нет. Никак не подождет.

— Утро вечера мудренее, — пробормотал Фергус, садясь в постели и щурясь от яркого света. — Который час?

— Не так уж и поздно, четверть первого. Ты лежишь всего пятнадцать минут.

Я подождала, пока Фергус устроится, подложив под спину подушку. Он посмотрел на меня. Несмотря на всю серьезность происходящего, я едва не рассмеялась. Должно быть, сказывалось нервное напряжение.

Его щека была помятой, волосы на макушке, те, что трансплантировали, торчали в разные стороны. Густой шевелюры после операции не получилось, так что сквозь пряди светился череп. Голова напоминала башку марионетки чревовещателя — до того была забавной.

Разумеется, смеяться я не стала, сдержалась, хотя для этого пришлось отвести глаза.

Я посмотрела на изголовье кровати с поблекшими синими звездами. Еще бы им не поблекнуть, если кровать была куплена двадцать лет назад.

— Я хочу с тобой серьезно поговорить, Фергус. Я планировала обсудить эту проблему в Коллиуре, но раз отпуск так неожиданно прервался, придется разбираться здесь и сейчас. Разговор важный и не может ждать. — Я помедлила, снова впившись ногтями себе в ладони. Мне казалось, что муж тотчас уйдет в глухую оборону, даже не выслушав моих претензий, но он молчал.

Когда я опять посмотрела на него, он уперся взглядом в стену.

— Ладно, давай поговорим, — буркнул он недовольно.

— Мне очень жаль, Фергус.

— Прекрати, Мэдлин. — Голос мужа был глуховатым, усталым. — Твои постоянные извинения сводят меня с ума.

Не знаю, чего я ожидала, но точно не этого отстраненного спокойствия, словно речь шла об оплате счетов. Складывалось впечатление, что Фергус совершенно остыл ко мне. В душе нарастал тревожный комок. Я не знала, с чего начать.

В памяти всплыло лицо сына с огромными, полными тревоги глазами, мои руки, лежащие на снежном насте морозилки. Я должна положить конец этим мучениям. Все зашло слишком далеко.