Последнее лето в Аркадии

— В Дублине. — Я всей кожей чувствовала, что собеседник пытается завоевать наше доверие, не находила этому объяснения, поэтому была настороже.

К тому же мне нравилось проводить время с подругой (пусть даже она прихватила сына), а Ярсо явно был лишним. И янки я никогда не любила.

— Свое путешествие по Ирландии я начну с Дублина, — объявил американец. Он ничуть не смутился, заметив, что его обаяние на меня не действует, однако вновь переключился на Тесс. — Вы сказали, что ваш муж был археологом. Я верно понял, Тесса? Представляете, это моя область. Конечно, я не успел заработать себе имя в археологии, однако пытаюсь… — Ярсо подмигнул Тесс.

Вот так выяснилась просто удивительная вещь. Случайное совпадение? Знак судьбы? Даже не знаю, как это расценивать. Янки оказался преподавателем археологии в Университете Чикаго. Не помню точно его специализацию, да это и не важно.

Нет, вы представляете? Из всех баров мира археолог с корнями из Мейо исхитрился ввалиться именно в тот, где сидели мы с Тесс! Стоило моей подруге узнать о профессии американца, застенчивость слетела с нее как ненужная шелуха. Она была потрясена и обрадована.

— Ваш муж бросил занятие археологией? Такое редко случается, ведь это работа по призванию. — Ярсо продолжал подбивать клинья, я это видела.

— Нет, не совсем так. Он скончался, — призналась Тесс. После этого, почти без перехода, она принялась рассказывать о сыновьях, Джеке и Томе, а американец так развесил уши, словно никогда в жизни не слышал ничего более увлекательного. Затем он вытащил из бумажника фотографию своих сыновей, пяти и семи лет. Оказалось, что Ярсо разведен.

Вот скажите, это только я такая мнительная или вам тоже показалось странным, что Тесс ни словом не упомянула о Джерри? Она рассказала о смерти Майкла, о своей семье и прочем, но как-то позабыла поведать настойчивому янки, что второй ее муж жив и здоров. Однако я не стала лезть не в свое дело и вносить ясность в этот вопрос.

Эти двое, Тесс и Фредерик Ярсо, принялись обсуждать различные области археологии. Не просто вежливо болтать, а обсуждать увлеченно, словно давнишние друзья. Лицо скромницы Терезы всякий раз вспыхивало малиновым, стоило американцу улыбнуться, — а делал он это часто. Он рассказывал о раскопках, на которых успел побывать, о разных умных книгах с археологическими исследованиями, о местах, которые видел.

— Кстати, Фредерик, — встряла я, не сдержавшись, — вы много расспрашивали нас о наших корнях, но ни словом не упомянули свой родной город. Откуда вы?

Увы, ответ янки мне не запомнился. Кажется, его город назывался как-то забавно. Ответив, Ярсо тотчас снова вернулся к археологии, а я досадливо кинула в чай еще один кусочек сахара. Чай казался горьким, как хина. Раздражение росло, как снежный ком.

Я не понимала, что творится. Конечно, я не фанатка Джерри Бреннана и нахожу его скучной личностью, однако то, что его даже не упомянули в беседе, наводило на неприятные умозаключения. Американец творил с нашей Тесс нечто уму непостижимое. И он точно ею увлекся.

Конечно, его сложно винить. Тесс Бреннан если не красотка, то точно сама элегантность. Она сдержанна, женственна и ухоженна. С годами она превратила свои недостатки в отточенные достоинства, поэтому мужчины обращали на нее внимание.

В тот день на ней был легкий трикотажный костюм — зеленоватая юбка и тонкая блузка, отлично подчеркивавшие достоинства фигуры. Тесс уже успела немного загореть (подозреваю, что не обошлось без усилителя загара), волосы были уложены тщательно, каждая прядь на своем месте. Она сидела спиной к солнцу, лицо оставалось чуть в тени (выгодный ракурс, сами понимаете), на губах легкая полуулыбка. Она была очень хороша собой в тот день, и Ярсо не мог этого не заметить.

Кстати, он и сам был довольно привлекательным мужчиной, хотя и не в моем вкусе; этакая смесь Ника Нолти и Джереми Айронса: грубоватые черты лица, чуть высохшая под ярким солнцем кожа, серебристая седина в волосах и при этом худое, гибкое тело. Я видела, что Тесс разглядывает американца… как бы это сказать? Оценивающе, что ли.

В какой-то момент и я принялась его изучать, хотя и более критично, чем она. Янки можно было дать сорок — сорок пять, и он был хорош собой. Повторяю, я оценивала его по общепринятым критериям. Лично я предпочитаю мужчин, которые представляют собой луковицу: не открываются сразу, а обнажаются слой за слоем, становясь с каждым из них все интереснее. И что касается внешности, то тут принцип луковицы тоже работает. Возьмите, к примеру, Рики Слитора, и вам станет ясно, что мне больше по душе мужчины а-ля Дэнни Де Вито.

В какой-то момент вернулся Томми.

— Так можно мне желтую лягушку?

— Конечно. Сколько она стоит? Ты помнишь, где ее продавали? Может, пойдешь и купишь сам? Это Том, мой младший, — торопливо сказала Тесс Фредерику Ярсо.

— Привет, Том! — Ярсо протянул парню руку, но тот лишь косо посмотрел на американца и насупился.

— Мне нужна самая большая лягушка, мама, — сказал Том матери. — Она стоит сто двадцать шесть евро.