Последнее лето в национальном парке (СИ)

Хотя время у меня еще было, и, по моему глубокому убеждению, спор о первичности курицы или яйца был абсолютно бесплоден, как и полученное таким образом яйцо. Первичен, если смотреть правде в глаза и забыть о Лилит, был, увы, петух (Бытие 6-26), а все остальное уже шло в качестве приложения. Это, впрочем, не умаляло моей симпатии к феминистскому движению, ратовавшему за свободный полет над ограждением курятника, и мне всегда было жаль, что у Екатерины Второй не было законной дочери. В конце концов, во времена российских императриц у нас на дворе была великая эпоха, и расплатиться при случае рублем за устрицы было можно — ну, если в Париж по делу срочно…

Озеро Кавена представляло собой маленькую бездонную букву «о» с небольшой илистой отмелью, заросшей слева от мостков камышом. К середине лета у противоположного берега в теплой воде расцветали белые лилии, но мы знали, что стоит нырнуть поглубже, как из черных глубин протягивались ледяные руки, и сердце бездумного купальщика сжималось от ужаса перед объятиями бездны. Детей поэтому пускали плавать с надувными кругами, а ныряли они только под самыми мостками, доставая со дна всякую всячину, типа потерянных в прошлые годы расчесок и мыльниц.

Один шустрый ребенок, по прозвищу Суслик, вытащил даже мельхиоровый нож, утонувший, вероятно, в ходе приятного пикничка. После некоторых размышлений Суслик снова утопил нож, утверждая, что русалки ежедневно скоблят им пятки, как это делает на мостках тетя Наташа. Весь бомонд с этим немедленно согласился — весь, кроме Натальи Виргай, которая уже примеривалась использовать в этих целях безопасные бритвы фирмы «Жилетт», внезапно появившиеся на советских прилавках. Человечество может отказать себе в чем угодно, но не в прогрессе!?

ЭтотСуслик, постоянно фигурирующий в летней Пакавене, была маленькой девочкой с копной темных волос, напоминавшая худобой своего шоколадного тельца, впитывавшего каждый лучик прибалтийского солнца, волчьего питомца Маугли. Она жила с родителями на первом этаже нашего дома, и Барон, не любивший брюнеток, постоянно ее задирал. Суслик относилась к нему, как к соседскому хулигану, и я сама однажды была невольным свидетелем их занятного диалога, когда Барон, придя после предварительной пикировки в состояние крайнего раздражения, довел до ее сведения, что она абсолютная дура, а Суслик вежливо отвечал, что он и сам такой же.

Не успела я снять джинсы, как из-за поворота дороги донесся радостный визг, и появился бородатый композитор Сидоров, обремененный своими и чужими детьми. Сидоровтак любил детей, что, спустя года три, открыл со своим приятелем Колокольчиковым детский музыкальный театр, и они завоевали, впоследствии, на этом деле какую-то премию типа «Золотая пасочка». Сейчас же он нес полоскать постиранное им самим постельное белье, а была ли у него супруга — мне так и не удалось понять. Не исключено, что дети просто отпочковывались от Сидорова, и при этом его не убывало. Все вновь прибывшие мгновенно разделись догола, и Сидоров зашвырнул простыню в воду.

Процесс полоскания простыней был на Кавене весьма увлекательным занятием, так как можно было прыгать с мостков на распластанные по поверхности полотнища. Вот тут меня и постигла беда! Собака Джесси обожала прыгать в воду парой, а я частенько ее обманывала, только имитируя прыжок. При этом Джесси не удерживалась и сваливалась в воду в полном одиночестве, а потом выбиралась на берег с громким обиженным лаем, взмучивая ногами черный жирный ил.

Когда я прыгнула на сидоровскую простыню, Джесси тут же сиганула вслед. Простыня не дала уйти мне под воду достаточно быстро, и собака, почуяв неладное, стала загребать когтями по моей спине. Результат оказался весьма плачевным. По общему мнению, композиция из простыни, женщины и собаки, замоченная в черной воде с кровью выглядела нестандартно, но лично я предпочла бы оказаться в толпе зрителей. Убитая непонятным, собака поползла на берег, я же поднялась на мостки и сказала: «Ну, вы, ребята, даете!» (эта фраза в чуть измененном варианте впоследствии стала ключевой в «Особенностях национальной охоты»).

Самым расторопным оказался Красавец — именно он успел подать мне руку, осмотреть спину и предложить воспользоваться его автомобильной аптечкой. Мы отошли к машине, где он быстро смазал царапины йодом и какой-то мазью.

— Что это за мазь? — спросила я в силу природной недоверчивости.

— Это вытяжка из свиного глаза, мне подарили мои коллеги из Института Гамалея, они сами ее составляют, и раны рубцуются в момент.

— Значит, я в руках профессионального лекаря?

— Безусловно. Полагаю, минут через десять раны подсохнут. Я могу подвезти вас к дому, мне все равно пора уезжать.

— Ну, как там, очень страшная картина? — спросила я, поблагодарив за помощь.

— Не очень, до свадьбы заживет.

— Значит, через неделю!

— Вас можно поздравить? — спросил он, помолчав.

— Нет, свадьба у хозяйского сына, но я приглашена.

— Значит, вы дачница?

— Да, уже пять лет. А вы, какими судьбами в Пакавене?