Старушкины приятельницы тоже жаловались на внучку — пока они в лесу наклонялись за грибком, внучка успевала подскакивать и срывать его себе. Самой пламенной страстью этого своеобразного дитя были, однако, карточные игры, и в этом году дачная малышня под ее руководством разучивала в беседке покер. В Пакавене ее называли не по имени, а бабушкиной внучкой — именно она и засекла, как я садилась в машину Линаса.
Учитывая нелегкую судьбу старушки и ее почтенный возраст, я старалась избегать ссор и приноровилась готовить пищу, пока она ходила за ягодами или копалась на своей грядке, поливая салат большой лейкой, позаимствованной у моей тетки лет десять назад без соответствующего разрешения. В результате мы с ней жили довольно дружно, но Славке от нее доставалось так, что мало не казалось.
Вскоре после знакомства я поняла, что он сильно нервничает по этому поводу, и ежедневно уговаривала его не обращать внимания на происки старушки по примеру всех прочих, пока он не проговорился об истинных причинах своего беспокойства. Оказалось, он смертельно боится появления собственной супруги Любы, потому что оно предвещало серьезные кухонные схватки, грозящие свести на нет всю лесную тишину.
Вырисовывался образ бытового чудовища, и оно появилось с ранним ленинградским поездом, когда я еще мирно спала в своей комнатке. Я проснулась от шума во дворе, и, прислушавшись, поняла с ужасом, что случайно влипла в жуткую историю. Мои наручные часы сломались, и пару дней назад я попросила Славку, собиравшегося в райцентр по своим делам, отдать их в ремонт. И вот теперь бытовое чудовище вопрошало на весь двор, чьи это часики лежат у родного мужа под подушкой?
Я тут же спустилась вниз и увидела миловидную женщину с добрым лицом.
— Это мои часики, я ваша соседка сверху. Зовут меня Мариной, и я рассчитывала, что ваш супруг отдаст их позавчера в ремонт.
Она засмеялась, и сказала, что я сильно просчиталась. Муж только что признался, что два дня не мог вспомнить, куда же он засунул часы, и поручать ему ответственные дела может только министерство, лично ей это ни разу в жизни не удалось.
— Я сама их отдам в ремонт, мы сейчас едем в райцентр. Кстати, спасибо за ягоды, без вас он ничего бы не собрал.
Несмотря на доброе выражение глаз, Люба по приезду из райцентра в пять минут показала вздорной старушке, who is теперь хозяин в лавке, и на кухне воцарилось небывалое спокойствие. Толик, приняв материнскую позицию по больному для него вопросу, успокоился и перестал ревновать меня к своему папаше, полностью отдавшись своему любимому делу — велосипедным прогулкам.
Через пару лет он забросит велосипед, потому что увидит компьютер вблизи, и это станет его единственной любовью, смыслом жизни и источником существования одновременно. А пока Толик готовил велосипед к путешествию в дальние дали, и слушал, как папа передавал мне привет от мамы. Люба была большим оптимистом и легко несла свою нелегкую долю, а мне искренно нравилось быть в курсе их семейных радостей и горестей.
Я познакомила Славку с Андреем, но тот решил не мешать нашим разговорам и ушел наверх. Со Славкой мы виделись в Москве перед моим отъездом, и особых новостей у него с тех пор не было. Я уже рассказала ему все о главных деревенских событиях, не обременяя деталями своей собственной жизни, когда он сказал заветную фразу из моей пьесы:
— Да, тебе Люба письмо передала.
Я поблагодарила, спрятала письмо в карман, и, обнаружив наверху пустую комнату, приготовила ужин и сбегала на большое озеро с кусочком дефицитного кругленького мыла. Вернувшись, я тщательно проверила содержимое всех своих флакончиков и баночек и долго расчесывала волосы перед зеркальцем, а потом прилегла и стала прислушиваться к шагам на лестнице, пока радостное волнение от предстоящей встречи не перешло в глухую тревогу.
Когда, наконец, Андрей появился, я не стала спрашивать, где он был, и что случилось, так как передо мной стоял человек незнакомый и невеселый, а, вернее сказать, чужой и хмурый. Не раздеваясь, он молча вытянулся рядом, и в это время снизу послышались голоса. Стало абсолютно очевидно, что Славка корит сына за позднее возвращение. Андрей встал.
— Ну, что ж, местный секрет я разгадал. Сейчас покажу! — сообщил он мне и рывком выдернул из-под меня нижний матрас (в доме было несметное количество матрасов и кроватей, списанных на турбазе в новеньком состоянии, как имущество, неоднократно бывшее в употреблении).
Матрас шлепнулся на пол у стены, где доски были намертво прибиты к потолочной балке.
— Спокойной ночи, Марина, — сказал он уже в дверях, — сегодня я что-то не в форме, даже в теннис проиграл.
По моим соображениям это была откровенная ложь, из него так и фонтанировала недобрая энергия, но что оставалось делать?
— Спокойной ночи, Андрей.