Последнее место на земле

— Я не хочу бросаться высокопарными словами и говорить, что жизнь — борьба, что нужно идти к своей цели и далее в таком же духе. Ваше предложение из разряда сверхъестественного, само ваше появление из разряда сверхъестественного, я до сих пор борюсь с мыслью, что это всего лишь видение. Но все так реально, что моему мозгу проще верить, чем нет. Поэтому я сейчас говорю с вами, как с настоящим.

— Я настоящий.

— Знаю. И это троекратно, а то и больше усиливает важность моего правильного выбора. Само ваше появление подтверждает не мою уникальность, а значимость события, которое мы все организовали. Все, к чему я стремился, все мои убеждения и мысли, которыми мне удалось заразить многих людей, с вашим появлением стали еще более значимыми и правильными. Стала видна осязаемая цель. Поэтому я не могу воспользоваться вашим предложением. Здесь нет человека, который нуждается в спокойной старости. Во мне нет этого человека.

Алексей развел руками и замолчал.

Старик закрыл глаза, глубоко вздохнул, потом медленно открыл их и посмотрел на шляпу. Заботливо, как у хрупкого бумажного кораблика, он расправил в ней полы и медленно провел пальцами почти по каждой трещинке. Потом отряхнул, промял на верхушке ложбинку и надел на голову, стараясь украдкой вытереть слезящиеся глаза.

Он посмотрел на Алексея. Открыто и просто. Как всегда это делал. И протянул руку вперед:

— Я рад. Спасибо.

Алексей пожал руку в ответ.

— Какой шанс, что я проснусь завтра утром и все, что вы говорили, окажется просто дурным сном?

— Никакого, — непосредственно и по-детски усмехнулся старик и, неожиданно смазавшись и качнувшись поплывшим силуэтом, вдруг исчез.

Алексей первый раз увидел его явное исчезновение.

В дверь камеры, быстро проскородив по стене, тут же ударили дубинкой. Алексей дернулся от неожиданности и поморщился.

— Заключенный, к стене! — послышался противный рявкающий голос.

Все задвижки и ключи скрипнули и провернулись. Охранник вошел в камеру. Остановившись у входа, он задумчиво помахивал дубинкой, то поднося ее почти к лицу, то едва-едва касаясь стены, и жевал жвачку.

— Ты не знаешь, что нельзя разговаривать в одиночке?

— Я не разговаривал.

Охранник протянул руку с дубинкой и ткнул ею заключенного, стоящего лицом к стене, в бок. Потом хихикнул.

— Ты самый разговорчивый заключенный, — и снова хихикнул мелким истеричным смешком, — тяжело, да? Да? Да?

На каждое «да» он меленько хихикал и толкал дубинкой в бок.

— Молчать тяжело? Да?

— Ты плохо закончишь Демьян, преступники всегда плохо заканчивают, — громко ответил Алексей.

— Не сметь! — несдержанно и надрывно вызверился Демьян. И тут же успокоился, — за нарушение дисциплины полагается наказание.

Потом вдруг резко перевел дубинку на ногу Алексея и спросил:

— Что это?

Алексей посмотрел вниз, туда, куда указывала дубинка.

На полу, рядом с нижним отворотом штанины виднелась маленькая кучка белого песка. Она была так незначительна и мала, что невозможно было ее заметить, и в то же время так бела, искриста и чужеродна на этом испещренном грязью темном полу, что невозможно было ее не заметить.

Алексей хмыкнул, вспомнив доброе лицо старика. Потом посмотрел на охранника и с тоном безоговорочной очевидности ответил:

— Песок.

Демьян сощурился то ли полуудивленно, то ли полуозадаченно и от этого почти глуповато и, снова переведя дубинку на спину Алексея, подошел ближе. Он быстро присел, подхватив щепотку в тонкие, как у скрипача, пальцы и поднялся. Присмотрелся. На ладони действительно блестел белый мелкий кристаллический песок. Демьян застопорился. В его голове не предполагалось ответа на вопрос: откуда здесь, на краю земли, может быть такой манящий своим видом нежный пляжный песочек. Забыв, зачем пришел, он нервно тряхнул ладонью, вытер ее о штанину и вышел из камеры. Заключенный остался стоять лицом к стене и думать о песке.

Ужин в этот вечер не принесли.

* * *

Беспокойный, неглубокий и оттого очень утомительный сон не дал Алексею отдохнуть. Под утро он открыл глаза, закинув руки за голову и представляя, что над ним светит бездонное звездное небо Харпа, просто лежал и смотрел в потолок. Перед глазами проплывали фрагменты жизни: разговоры, митинги, шествия, моменты счастья, моменты удачи. Каждый из них он прокручивал в голове, улыбался ему, выпуская куда-то ввысь, на свободу, и выбирал следующий.

Когда, судя по отдаленному дыханию тюрьмы, время приблизилось к пяти утра, из коридора стали раздаваться приглушенные звуки движения. Долго ждать не пришлось.

Дверь громыхнула без предупреждения, мерзко заскрипела и открылась настежь. В полумрак камеры вошли три быстрые фигуры, они беззвучно и выверенно сделали несколько шагов к нарам. Алексей одновременно со скрипом открывающейся двери попытался подняться и сесть, но не успел даже сделать этого, как фигуры приблизились, перехватывая его руки, заламывая их за спиной и отрывая тело от нар:

— Осторожно, дергаться не давай, — прозвучал голос, которого он раньше не слышал, и хватка на запястьях с упором в плечах скрутила его с обеих сторон, фиксируя лицом вниз.