Читаем Последнее объятие Мамы. Чему нас учат эмоции животных полностью

Регуляция эмоций в значительной мере происходит неосознанно и составляет часть социальных отношений. Именно поэтому мне кажется неоправданным тот способ, которым психологи обычно тестируют эмоции у человека: испытуемого либо сажают в одиночестве за компьютер, либо одного помещают в аппарат МРТ, хотя эмоции наши в большинстве своем развивались в социальной среде. Эмоции не обособлены, они межличностны. Американский нейрофизиолог Джим Коуан выбрал другой подход: он тестировал испытуемых в аппарате МРТ, измеряя отклик нервной системы на сигнал, предваряющий легкий удар электрическим током. Как и следовало ожидать, на МРТ-сканах отразилась тревога перед неминуемой болью. Но когда Коуан пригласил к участию в эксперименте жен испытуемых, которым разрешалось держать мужа за руку, – выяснилось, что страх в этом случае исчезает, и предстоящий удар током кажется лишь незначительным раздражителем. Более того, чем теплее были отношения между супругами, тем лучше жене удавалось смягчить страх. Менять испытуемых местами в таком эксперименте не пытались, но, скорее всего, результаты были бы аналогичными. Еще одно исследование выявило, что у супругов, держащихся за руку во время испытания, синхронизируются мозговые волны. Эти эксперименты наглядно демонстрируют, как преобразуется эмоциональная реакция под воздействием телесного контакта и привязанности[208].

Побывав на лекции у Коуана, я выразил восхищение замыслом его эксперимента. Он рассказал, что, по мнению большинства психологов, человек проявляет типичные для своего вида реакции, когда находится в одиночестве. Они считают стандартным именно изолированное состояние. Коуан же придерживается прямо противоположной точки зрения: норма – это то, как мы ощущаем себя в контакте с другими. Мало кому из нас приходится справляться с жизненными невзгодами в полной изоляции – обычно мы ищем поддержки у окружающих. В ходе одного из экспериментов женщины легче противостояли стрессу, когда могли понюхать футболку своего мужа или романтического партнера. Возможно, именно этим успокоительным воздействием знакомого запаха объясняется, почему, оставаясь дома одни во время разлуки с близким человеком, люди часто надевают его рубаху или спят на его стороне кровати[209]. Западная культура превозносит независимость, но на самом деле в сердце и мыслях мы никогда не бываем одиноки. Как известно биологам, социальность у человека носит обязательный характер (мы не можем выжить вне общества, принудительная изоляция вызывает у нас психические расстройства), поэтому нормальные условия нашего функционирования – социальная среда со всеми присущими ей эмоциональными «подушками безопасности». Примерно в таком же постоянном контакте между собой находятся мои капуцины. Даже не видя друг друга, они считают себя частью группы и постоянно ищут подтверждения, что остальные по-прежнему с ними. Постоянная перекличка – это их способ держаться за руку.

Сильнее всего страдает эмоциональная сфера, когда нас лишают доброжелательной среды во время взросления. Мы не можем позаботиться о себе в полной мере, так же как и любой примат. Первый раз я исследовал воздействие на эмоции условий, в которых растут детеныши, во время наблюдения за бонобо в заповеднике «Лола-йа-бонобо» близ Киншасы. Все содержащиеся там бонобо, увы, сироты, пережившие психологическую травму. Браконьеры и охотники то и дело убивают диких бонобо (в числе прочих) ради мяса, а детенышей, найденных рядом с телом матери, «спасают» и продают живыми. Но, поскольку это противозаконно, малышей конфискуют у продавцов и привозят в заповедник, где их нянчат «маман» – местные женщины, которые кормят их из бутылочки, присматривают за ними, носят по территории. Через пару лет подрощенных бонобо переводят в колонию в огороженном лесу, где они живут годами, пока не настанет пора выпустить их в дикую среду.

Моя коллега Занна Клей взялась исследовать уровень эмпатии у осиротевших бонобо. Один из показателей эмпатии – реакция сторонних наблюдателей на потрясение, вызванное дракой: они могут обнять визжащего пострадавшего обеими руками и утешать, нежно прижимая к себе и поглаживая, могут даже увести его в сторону, обнимая за плечи. Тогда пострадавший успокаивается и резко, словно его выключили, перестает визжать.

Каждую потасовку, которая вспыхивала в большой колонии бонобо, Занна записывала на видео, и мы подробно ее анализировали. У сирот отмечался умеренный уровень эмпатии. Но, к нашему изумлению, настоящими чемпионами сострадания оказались полдесятка бонобо, которые родились в колонии и были выращены собственными матерями. У этой категории обнаружилась гораздо бóльшая склонность утешать тех, кому больно или плохо. Приняв их поведение за норму, мы пришли к выводу, что сиротство сильно бьет по способностям особи к эмпатии[210].

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Метаэкология
Метаэкология

В этой книге меня интересовало, в первую очередь, подобие различных систем. Я пытался показать, что семиотика, логика, этика, эстетика возникают как системные свойства подобно генетическому коду, половому размножению, разделению экологических ниш. Продолжив аналогии, можно применить экологические критерии биомассы, продуктивности, накопления омертвевшей продукции (мортмассы), разнообразия к метаэкологическим системам. Название «метаэкология» дано авансом, на будущее, когда эти понятия войдут в рутинный анализ состояния души. Ведь смысл экологии и метаэкологии один — в противостоянии смерти. При этом экологические системы развиваются в направлении увеличения биомассы, роста разнообразия, сокращения отходов, и с метаэкологическими происходит то же самое.

Валентин Абрамович Красилов

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Философия / Биология / Образование и наука