Читаем Последнее объятие Мамы. Чему нас учат эмоции животных полностью

Нервные механизмы эмпатии у животных изучены меньше, поскольку провести аналогичные исследования с участием человекообразных обезьян, слонов, дельфинов и прочих не представляется возможным. Они либо не уместятся в обычном томографе, либо не смогут соблюдать неподвижность, необходимую для сканирования бодрствующего мозга. А вот к грызунам нейробиологи обращаются постоянно. Джеймс Бёркетт, мой коллега по Университету Эмори, обнаружил, что желтобрюхие полевки (Microtus ochrogaster) утешают друг друга при стрессе. Эти крошечные грызуны образуют моногамные пары, в которых самец с самкой вместе выращивают потомство. Если одному зверьку из супружеской пары плохо, его состояние скажется и на другом – причем даже в том случае, если второй не присутствовал при самом травмирующем событии. В таких случаях уровень кортикостерона (гормона стресса) в крови самца полностью совпадает с уровнем самки, и наоборот, что свидетельствует о сильной эмоциональной связи. Как в дальнейшем выяснил Джеймс, при стрессе у одного из «супругов» взаимный груминг в паре усиливается, и это занятие действует на обоих успокаивающе. С другой стороны, если блокировать у полевок восприимчивость к действию окситоцина, они перестают реагировать на чужой стресс, а значит, окситоцин играет здесь ключевую роль. Таким образом, эмпатия у моногамных полевок имеет фундаментальное сходство с человеческой, поскольку тоже коренится в мозге[82].

Способность заражаться чужими эмоциями у людей тестируется точно так же, как и у полевок, – измерением уровня гормонов стресса. Поскольку среднестатистический человек пуще смерти боится выступать перед публикой, испытуемых просили произнести речь со сцены. После этого всем участникам (и оратору, и слушателям) предлагалось сплюнуть в стакан – из слюны исследователи выделяли гормон, связанный с тревожностью. Выяснилось, что во время выступления уверенных в себе ораторов слушатели внимали каждому слову и чувствовали себя спокойно, тогда как нервозность неуверенных передавалась и аудитории. Гормональный уровень у ораторов и слушателей совпадал – как в моногамных парах полевок[83]. Это сходство указывает на гомологию – так в эволюционной биологии называется подобие, обусловленное происхождением от общего предка. Точно так же, как наша кисть руки гомологична кисти остальных приматов, эмпатия у млекопитающих гомологична ее проявлениям у других видов, то есть функционирует аналогичным образом и имеет общее эволюционное происхождение.

Во времена Адама Смита, до появления термина «эмпатия», все это подпадало под категорию сочувствия. Однако сегодня сочувствие означает нечто иное. Эмпатия направлена на получение данных о другой особи и ее состоянии, тогда как в сочувствии отражено непосредственное беспокойство за другого и желание улучшить его положение[84]. Так, например, я в своих профессиональных наблюдениях за приматами постоянно опираюсь на эмпатию, но никак не на сочувствие. Было бы чрезвычайно скучно часами напролет наблюдать за животными, никак с ними не отождествляясь и не чувствуя ни радости, ни огорчения, связанных с их радостями и горестями. Внезапная смерть собрата, рождение здорового детеныша, добыча любимого лакомства – наблюдатель не может оставаться ко всему этому безучастным. Мы часто слышим, что ученый должен быть максимально объективен, однако я с этим не согласен: ничего, кроме холодного, механистического представления о животных, такой подход нам до сих пор не давал. Объективности наука, может, и добилась, но при этом полностью упустила из виду эмоции животных. Некоторым выдающимся первопроходцам в изучении поведения животных удавалось отказаться от подобного подхода, подчеркивая необходимость эмоционального сближения и самоидентификации с объектами исследования. И основоположник японской приматологии Киндзи Иманиси, и Конрад Лоренц провозглашали эмпатию пропуском в сознание животных. Лоренц утверждал даже, что владелец собаки, считающий, будто она лишена чувств, подобных нашим, ущербен в психологическом отношении и даже опасен[85].

Я считаю, что эмпатия меня кормит, поскольку многие открытия я совершал именно благодаря ей – «влезая в шкуру» изучаемых. Это отнюдь не то же самое, что сочувствие, которого у меня тоже хватает, однако оно менее спонтанно, чем эмпатия, более взвешенное, рассудочное. Есть люди, которые проявляют к животным именно сочувствие, причем почти безграничное, – например, спасающие и выхаживающие бездомных собак. Авраам Линкольн, судя по совершенному еще в бытность адвокатом поступку, мог пожертвовать и временем, и приличными брюками, чтобы вытащить увязшую в грязи свинью, которую увидел по дороге к клиенту. Сочувствие деятельно. Зачастую оно замешано на эмпатии, но простирается гораздо шире.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Метаэкология
Метаэкология

В этой книге меня интересовало, в первую очередь, подобие различных систем. Я пытался показать, что семиотика, логика, этика, эстетика возникают как системные свойства подобно генетическому коду, половому размножению, разделению экологических ниш. Продолжив аналогии, можно применить экологические критерии биомассы, продуктивности, накопления омертвевшей продукции (мортмассы), разнообразия к метаэкологическим системам. Название «метаэкология» дано авансом, на будущее, когда эти понятия войдут в рутинный анализ состояния души. Ведь смысл экологии и метаэкологии один — в противостоянии смерти. При этом экологические системы развиваются в направлении увеличения биомассы, роста разнообразия, сокращения отходов, и с метаэкологическими происходит то же самое.

Валентин Абрамович Красилов

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Философия / Биология / Образование и наука
Биология для тех, кто хочет понять и простить самку богомола
Биология для тех, кто хочет понять и простить самку богомола

Биология – это наука о жизни, но об этом все знают, как знают и о том, что биология считается самой важной из наук, поскольку в числе прочих живых организмов она изучает и нас с вами. Конфуций сказал бы по этому поводу: «благородный человек изучает науку, которая изучает его самого, а ничтожный человек ею пренебрегает». И был бы тысячу раз прав.У биологии очень необычная история. С одной стороны, знания о живой природе человечество начало накапливать с момента своего появления. Первые люди уже разбирались в ботанике и зоологии – они знали, какие растения съедобны, а какие нет, и изучали повадки животных для того, чтобы на них охотиться. С другой стороны, в отдельную науку биология выделилась только в начале XIX века, когда ученые наконец-то обратили внимание на то, что у всего живого есть нечто общее, ряд общих свойств и признаков.О том, чем отличает живое от неживого, о том, как появилась жизнь и многом другом расскажет эта книга.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Андрей Левонович Шляхов

Биология, биофизика, биохимия / Научно-популярная литература / Образование и наука