Последнее пламя (СИ)

Как оказалось, церковники направлялись к одному из местных монастырей моих союзников, желая занять его крепкие стены как можно быстрее. Если бы им это удалось, то нам бы пришлось начать долгую осаду или же кровавый штурм, а ни того, ни другого сейчас не входило в мои планы. Вот только никто из них не ожидал того, что мои конные роты окажутся на их пути так быстро.

Церковники бились в не самой привычной для них манере. Если обычно основную массу их конных сил составляли тяжёлые рыцари, тела которых, закованные в сталь, врезались в построения врага, нанизывая воинов на длинные крепкие пики. Сейчас же всё было совсем иначе. На место тяжёлых рыцарских конников заступили куда более манёвренные конные сержанты, очень сильно напоминающие мне по функциям моих страдиотов, которые теперь были под рукою сурского царя. Этих приверженцев воинов Церкви стоило бы назвать средней стрелковой кавалерией, которая была крайне эффективна против точно такой же манёвренной конницы гранисийцев. Тактика этих южан заключалась в быстрых перемещениях по полю боя и засыпанию рядов противника стрелами. Как известно, клин вышибают клином, а потому к седлу этих воинов были приторочены чехлы с изогнутыми на степной манер луками. Со стороны, церковников можно было принять за южан и только заключённый в ромб круг, находящийся на спине каждого из воинов, свидетельствовал о их приверженности Высоким Предкам.

Когда мы прибыли на место основного столкновения, то схватка успела завязаться нешуточная. Страдиоты церковников сошлись в битве с моими рейтарами. Сталь мечей и сабель звенела столь яростно, что можно было растворится в этой песне смерти. Удары парировались, звенели, ударяясь о доспехи, и чавкали, разрезая беззащитную плоть. Поле боя было столь небольшим, что нельзя было сделать даже малейшего манёвра, а потому на небольшой арене, с обеих сторон ограниченной лесом, две армии просто давили друг друга, понадеявшись на остроту клинком и крепость собственных доспехов. Церковники, время от времени пускали залпы поверх голов моих воинов, засыпая их тела стрелами с удивительно чистым белым оперением. Эти стрелы не были столь опасными для моих воинов, до ног закрытых в латы, но вот кони, не имеющие доспехов, становились хорошей целью. В ответ мои всадники накрывали противника слаженными залпами из пистолей. Выпущенные пули были куда эффективнее, чем стрелы, а потому пробивали закрытые панцирями и бригантинами тела навылет.

Я поскакал вперёд, не смотря даже на не успевшее до конца зажить ранение. Я держал в руках свою саблю, наслаждаясь горящими красным рунами на её клинке. Похоже было, что оружие успело соскучится по запаху и вкусу крови. Прорвавшись через ряды своих воинов, я вступил в схватку. Церковник, который стал моим противником, сходу ударил меня коротким копьём, но его наконечник попал прямо в наплечник, уведший острие в сторону. Церковник открылся для удара, и я прорубил его грудь тяжёлым ударом от плеча, перечеркнув конника от левого плеча до правого бока. Заточенная сталь моего оружия с лёгкостью прорубила пластинки стали бригантины, защищавшей его тело от ударов. Удивительно, но он выжил и даже контратаковал. Заместо короткого копья, он вооружился топором на длинной рукояти. Вот только топор смог оставить только небольшую засечку на кирасе, никак не навредив мне. Я взглянул в его растерянные глаза, когда он стал понимать, что смерть его настигла прямо в этот момент. Ударив без затей прямо в голову, я прорезал его горло, защищённое простой бармицей. Кровь стала бить фонтаном, заливая его тело, выбиваясь из горла толчками. Из последних сил воин попытался замахнуться на меня, но оружие выпало из его ослабших рук. Звук от падения потонул в яростной музыке схватки. Следующий церковник умер ещё быстрее. Он попытался напасть, вооружённый чеканом, но древко, не усиленное стальными пластинами, легко перерубалось. Клинок разрезал дерево словно раскалённый нож масло и ударная часть упала вниз. Надо отдать должное, но рыцарь не растерялся неожиданной потере своего оружия, и его рука моментально потянулась к ножнам на поясе, откуда через мгновение показался тяжёлый кавалерийский тесак. Вот только, позволять ему атаковать я не собирался. Я поступил бесчестно, как обычно не делал ни один из аристократов, жалея собственные будущие трофеи. Я ударил саблей прямо по незащищённой голове коня церковника. Несмотря на то, что череп четвероного скакуна был далеко не тонким, сабля смогла рассечь кость, добравшись до мозга. Лошадь умерла не успев моргнуть, сразу же падая на землю, потянув застрявшего в стременах бойца. Тут я просто захотел похлопать своему скакуну, который без команды поднялся на задние ноги ровно в нужный момент и лягнулся передними конечностями. Лошадь была подкована и врезала копытами прямиком в голову вражеского всадника. Удар коня на излёте был мощностью не меньше полутоны, чего было достаточно, чтобы заставить хребет церковника хрустнуть, лишая жизни противника.