Глава «реформистов» попытался было втянуть воздух в лёгкие, но в этот момент я выхватил пистоль и нажал на спуск. Пуля раздробила колено Варда, и он рухнул на землю, а Сезар заорал «Взять их!». Телохранители попытались было оказать отпор, но в этот момент они были в тотальном меньшинстве, а мои ветераны были слишком озлобленны предательством, чтобы дать «реформистам» выхватить оружие.
Не прошло и трёх минут ожесточённого боя, как вся кодла вардовских телохранителей лежала на земле либо мёртвой, либо повязанной по рукам и ногам. Сам Вард попытался выхватить свой полуторный меч из положения лёжа, но я просто прижал его руку, направив новый пистоль прямиком ему в голову.
- Вард, зря ты думал, что я не узнаю о твоём предательстве… - помотал я головой, - Ты подсылал против меня убийств, ошибочно полагая, что я лёгкая мишень, но ты ошибся. Не просто так я убил множество великих людей, чтобы погибнуть от рук какого-то монаха, возомнившего себя властителем судеб. Ты пользовался моей добротой, Вард. Это было главной твоей ошибкой!
Едва успели вырваться последние звуки из моих уст, как палец нажал на спуск и пистоль бахнул, а пуля кровавым фонтаном взорвала безволосую голову монаха. Часть кроваво-мозговой каши залила мне лицо, но я не стирал её с лица, просто усевший обратно на стул, громко и чётко приказав:
- Убить их всех! Не щадить ни пленников, ни оставшихся союзничков! Пусть земля пропитается кровью!
Глава 25
Нас никто не останавливал. После последней схватки на «Кровавом» холме просто не было сил, которые могли бы хоть немного задержать мою возвращающуюся на юг армию. Ларингия просто исчерпала все имеющиеся у неё человеческие ресурсы. По пути мы наведывались в каждый прибрежный город, который мог снабдить нас грузовыми кораблями, способными добраться до Лагрики. Большинство поселений легко открывали нас свои ворота, понимая, что сопротивление будет стоить им жизней. Правда, среди городских управителей всё же нашлось несколько «умников», которые дерзили мне и заявляли, что будут сражаться до последнего человека, но никогда не сдадутся плешивому наёмнику. Что-же… их желания полностью выполнялись. Каждый, кто оставался в городе придавался смерти. Мне просто надоело проявлять свою добрую волю тем, кто ей просто пользовался.
Ларингия горела. Мы продвигались, оставляя за собой пепелища. Мои ратники заглядывали в обезлюдившие монастыри и города, при помощи пороха сводя под ноль имеющиеся там оборонительные сооружения. Ради этого мне было не жалко тратить время и средства, хоть я и понимал, что эта страна никогда больше не сможет восстановиться после этого страшнейшего поражения, которое будет откликаться в сердцах ларингийцев поколениями. Я вписывал кровью тысяч людей своё имя в историю.
За нашей армией тянулся огромнейший обоз. Мало того, что там хранились сотни тысяч предметов роскоши, богатой одежды, тонны драгоценных металлов, но вместе с нами шли мастера различных ремёсел и самые мудрые мужи. Сейчас они были пленниками, но в будущем станут фундаментом научного прогресса Лагрики, которая никогда больше не станет дозволят хоть кому-то открывать на неё рот.
По итогу, в саму Лагрику мы вернулись ровно через год, после того как первые суда отправились на войну. Сейчас в моём флоте было в три раза больше судов, чем во время отправления. Тысячи людей отправлялись в бой, но вернулись далеко не все. Впрочем, даже мёртвых встречали как героев, сокрушивших не только целое королевство, но и самую мощную из надгосударственных обществ этого мира.
Это было настоящим триумфом, и каждая улочка была покрыта ковром из лепестков разноцветных цветков. Песни и взрывы фейерверков слышались прямо до следующего утра, но сейчас для меня всё это было безразлично. Едва я смог ступить на твёрдую поверхность, как помчался в собственное имени, распихивая по пути всех, не смотря на их статус.
Охрана имения расступилась сразу, будто испуганная моим появлением, но каждый улыбался, уже зная, что мы вернулись с великолепной победой и богатейшими трофеями. Я спрыгнул с коня прямо наскоку и побежал внутрь своих палат. Комната моей жены располагалась на втором этаже, и я нёсся по лестнице, перепрыгивая через одну, а то и через две ступени сразу.
Нежана и ребёнок спали. Их не разбудил даже множественные разрывы взлетающих вверх ракет фейерверков, хотя хоть о каком-то шумоподавлении не стоит даже говорить. Я медленно ступал по деревянным половицам, укрытым контрабандными коврами. Сейчас меньше всего мне хотелось разбудить своих единственных родных людей.