– Я никогда не любил чаек… – после долгого молчания пробормотал он. Совсем придя в себя, перевел ручку телеграфа на «полный». И при этом раз за разом оглядывался: ему хотелось поскорее и подальше уйти от этого вселяющего ужас зрелища. Но снизу не подтвердили выполнение указания. Двигатель по-прежнему глухо шелестел, находясь на команде «стоп».
– Где твое место? – прошипел Эриксон кочегару, перегнувшись с мостика и углядев того на палубе.
Кочегар послушно кивнул и ушел. И уже вскоре «Эскильстуна» стала набирать ход, вплыла в клочковатую туманную морось.
Рольф снова встал к штурвалу, а капитан вышел на мостик, остановился возле Ларсена.
– Русская, немецкая, английская… Какая разница! – только теперь он ответил на вопрос Ларсена.
– Разница? – Ларсен поднял глаза на капитана: – А ты что, не зарабатывал на войне? Ну, когда перевозил им военный металлолом? Вот и опять: новая порция, – он указал вдаль, за корму, туда, где в белесой мороси еще можно было разглядеть удаляющийся темный силуэт подводной лодки. – Прибьется к какому-то берегу, переплавят. И пожалуйста: кому-то щедрый заработок. А, может, и тебе? Ты ведь никогда не отказывался перевозить металлолом.
Но Эриксон не стал вступать в спор: что было, то было. Он вцепился в леер и сосредоточенно смотрел вперед, словно ожидал, что вновь по ходу парохода возникнет какое-то новое чудище войны. Затем молча ушел в рубку, взял в руки карту, долго в нее всматривался. Сказал Рольфу:
– Будь повнимательнее! Похоже, мы уже в самой пасти…
Пораженная увиденным, но все еще испуганная, Элен вернулась к себе, в свою столовую-камбуз. Она тоже, конечно, уже многое повидала в жизни, но такое ей не могло присниться даже в дурном сне. Она закрыла дверь на ключ, плотно задернула шторку иллюминатора. Но этого ей показалось мало, потому что все время чудилось, что вот-вот распахнется дверь и в нее просунется та страшная, окровавленная, исклеванная чайками голова, или же из темного угла на нее уставятся незрячие пустые глазницы. Тогда она достала из сумочки распятие и поставила на стол.
Но и все это, похоже, мало успокоило ее. Какое-то время она сидела, сжавшись в комок и уставившись на распятие. Не выдержав гнетущей тишины и ожидая невесть чего, она вдруг сорвалась с места и выбежала из каюты. Огляделась по сторонам. Куда? Можно в кочегарку! Там постоянное движение: гудит и потрескивает пылающая топка, рокочет двигатель. Там жизнь!
Кочегар, работавший лопатой у топки, не сразу обернулся. Лишь спустя какое-то время он даже не увидел, а ощутил присутствие Элен в кочегарке. Она испуганно стояла в углу, ее глаза были расширены.
– Ты закрываешься: он дал тебе ключ? – угрюмо спросил кочегар. – Ну и что он тебе пообещал? Койку пошире и кошелек потолще? А кроме кошелька у него все, как у всех…
Глаза Элен наполнились слезами. Она выскочила из кочегарки, побежала по ступенькам наверх.
Проводив ее равнодушным взглядом, кочегар презрительно плюнул на руки и снова взялся за лопату. За открытой дверцей топки полыхало и гудело пламя.
16
«Эскильстуна» тихо скользила в молоке тумана. На самом ее носу впередсмотрящим был рулевой Рольф – неподвижен, как статуя. Глаза его слезились от напряжения.
За штурвалом стоял Эриксон, здесь же, в рубке, находился и Ларсен. Отсюда, из рубки, был виден рулевой, его фигура из-за тумана казалась расплывчатой и зыбкой.
Ларсен поглядывал на часы, это заметил капитан:
– Торопишься?
– Время!.. Я говорю, время занимать место на галере.
Но Эриксон удержал его:
– Не спеши, редактор, кочегар выдержит… Не впервой… Да и хватит его баловать.
После всего недавно увиденного Эриксону не хотелось оставаться в одиночестве, но даже сам себе он боялся в этом признаться.
Сквозь туман до них отчетливо донесся орудийный залп. Он был значительно ближе, чем те недавние ночные раскаты. Затем раздался еще один…
– Эхо, что ли? – покрутил головой из стороны в сторону Ларсен.
Постепенно эхо переросло в орудийную перестрелку. Работали мощные калибры.
Эриксон долго прислушивался:
– С двух сторон… друг дружку! – И с мрачным вздохом добавил: – Ни свернуть, ни назад вернуться. Мы уже в самой гуще этой каши! – И потянулся к карте.
Это была лоцманская карта, выпущенная не так давно. Во всяком случае, тогда еще никто не мог себе представить, что этот северный мир когда-то разделится на своих и чужих. И, естественно, никто из картографов даже помыслить не мог, что довольно скоро по воле судьбы они станут воюющими сторонами. Но даже в дни войны воюющие стороны так быстро меняют свое расположение, что линии фронта иногда успевают измениться не за дни, но даже за часы. Порою даже картографы, находящиеся в боевых армейских порядках, не успевают до конца разобраться в причудливых изменениях фронтовых порядков. Что уж говорить о лоцманских картах!
Эриксон долго рассматривал карту, а затем обернулся к Ларсену:
– Слушай, редактор, а дай-ка мне твою, на манжетке.
Ларсен снял с руки манжетку, расправил ее, и Эриксон стал пристально изучать полустершуюся путаницу карандашных линий.