Последнее послание из рая

Раз в неделю хозяин химчистки «Минерва» заезжал в наш дом и спрашивал, не нужно ли что-нибудь почистить из одежды. Это был высокий смуглый мужчина, его костюмы обычно бывали кремового цвета, а брюки спускались волнами к самым ботинкам. Мы были хорошими клиентами, у нас всегда находилась отцовская одежда, которая нуждалась в чистке, а в летнее время еще и ковры, которые он сворачивал с величайшей ловкостью и ухитрялся вынести, не испачкав костюм.

– Какой красавец! – говорила, бывало, моя мать, закрывая за ним дверь.

В то время я уже ходил в третий класс начальной школы, и, следовательно, мне было восемь лет. Это было время таких многочисленных обязанностей, что мне постоянно хотелось поскорее стать взрослым, чтобы больше не работать. Я хотел быть похожим на свою мать, но без детей, о которых нужно заботиться. У меня никогда не бывало полностью свободного дня, когда можно поваляться всласть, ибо это беспокоило мать. Она думала, что у меня нет друзей, что я замкнутый ребенок и что меня следует отвести к психологу. При таком подходе я должен был постоянно крутиться, а ее, в свою очередь, это заставляло постоянно гонять машину, чтобы отвозить меня на многочисленные («необходимые для меня») мероприятия и привозить с них домой. Иногда я притворялся больным, чтобы на целый день остаться дома наедине с телевизором и книгами. И проводить к полному своему удовольствию день в кровати, вдали от криков товарищей во время перемен и от голосов учителей, всегда чужих, хотя болезненно узнаваемых. Мне очень нравился наш дом, потому что в нем не было ни смеси запахов, ни людей, а царила спокойная и умиротворяющая атмосфера одной мамы, одного ребенка и периодических приездов отца, присутствие которого оставалось как бы в ином измерении.

Так что каждый, кто стучал в нашу дверь или переступал порог, запечатлялся в памяти дома. Дом знал, кто сидел на диванах, кто звонил по телефону и кто выпивал стакан воды на кухне. Замечалось все, даже мельчайшая новая подробность регистрировалась автоматически. Когда в дом входил хозяин химчистки, хотя это занимало всего пять минут, как моя мать, так и я сам могли сказать: «Здесь был этот, из химчистки». А когда он исчез на несколько недель, мать заметила:

– Как странно, что не пришел хозяин химчистки!

А несколько дней спустя спросила:

– Ты помнишь хозяина химчистки «Минерва»? Так вот, жена застала его с любовницей и застрелила из пистолета.

Меня очень поразило то, что женщина из химчистки имела пистолет. Я всегда думал, что пистолетами владеют только в кино.

– Как она достала пистолет? – спросил я мать.

Она ответила, слегка растерявшись:

– Ты еще спросишь, как это она осмелилась убить собственного мужа.

– Нет, я говорю, что это необычно, что здесь есть пистолеты. Не видно, чтобы кто-нибудь имел пистолет.

– Ну так вот, у этой он был, и ничего тут не поделаешь.

– Но он у нее был всегда?

– Не знаю, не спрашивала. Думаю, она его купила, чтобы напасть на своего мужа.

– И куда она теперь пойдет?

– Откуда мне знать? Что, может быть, и у нас есть пистолет?

– Поэтому мне кажется таким странным, что женщина хозяина химчистки, которая не была гангстером, имела пистолет.

– Всегда найдется человек, который отличается от других в таких вещах, – ответила мать, – вещах необычных. Получается, что если бы мы узнали, что у жены хозяина химчистки две головы, то мы, следовательно, должны думать, будто и у всех по две головы. Вообще, от людей можно ожидать любых неожиданностей, я бы никогда не подумала, видя его здесь, такого официального, когда он свертывал наши ковры, что у него есть любовница.

Мы знали, что женщину, которую мы так никогда и не увидели, посадили в тюрьму. А не видели мы ее, потому что за вещами всегда приезжал и возвращал их чистыми сам хозяин химчистки. И теперь мою мать мучил вопрос, что станет с химчисткой.

– Как раз сейчас ей так нужны деньги, этой бедняжке, – говорила мать.

Мать никогда не смогла бы стать судьей, потому что не была совершенно беспристрастным человеком, руководствовалась исключительно своими чувствами, а к женщине-убийце всегда относилась благосклонно.