Последнее послание из рая

Эду с самого детства обладал способностью выражать свои мысли, как психиатр, возможно, потому, что его родители каждый раз в таком случае начинали водить его к психологу. Все началось с того, что он, будучи еще школьником, заявил своим родителям, что он сверходаренный, и что поэтому ему было скучно на занятиях, и что ничего нового он не узнавал, отчего этот феномен следовало считать некой аномалией. Свалившаяся на голову Ветеринара новость крайне удивила его, и в течение последующих нескольких дней он только и делал, что сообщал хозяевам своих клиентов о возникшей проблеме: «Мой сын сверходаренный». Ветеринарша со своей стороны стала появляться на людях чаще, чем обычно, ходила с гордо поднятой головой, потому что именно ей принадлежал живот, из которого вышел сверходаренный ребенок. Как говорила моя мать, которая встречалась с ней в Ипере и в Соко-Минерве, люди не знали, поздравлять ли ее по этому случаю или выражать сочувствие. Мне кажется, моей матери было очень неприятно, что сверходаренный ребенок родился именно у этой тщедушной женщины с претензиями, которая питалась одними макаронами. По-видимому, она сожалела, что сверходаренным родился не я. Быть сверходаренным, однако, не так просто, потому что все хотят убедиться в том, что это не обман. Каждый, кто общался с Эду, проводил воображаемую линию между своим, нормальным, разумом и его – поразительным. Если у тебя хороший слух, то у Эду он должен быть еще лучше. Если ты хорошо рисуешь, то Эду должен делать это еще лучше. Он должен был запоминать текст с одного взгляда на страницу, не прибегая к зубрежке. Да я и сам его постоянно проверял, заставляя решать заданные мне задачи по математике чуть ли не с хронометром в руке. Дело кончалось тем, что он с болью слушал, как все ему говорили: «Я так тоже умею».

Ветеринарша настаивала, чтобы он не отвлекался на пустяки. Ей хотелось, чтобы выдающееся дарование ее сына материализовалось в чем-то таком, что можно продемонстрировать. Например, считать с головокружительной быстротой или стать пианистом-виртуозом.

– Почему бы тебе не научиться играть на пианино? Ведь тебе ничего не стоит. А дело это перспективное, – говорила она ему время от времени.

Так что Эду все чаще и чаще приходилось отбиваться буквально ото всех, отчего он становился все более язвительным, склонным даже к жестокости. В школе его родителям говорили, что дети такого типа, как правило, с трудом адаптируются к своему окружению лишь потому, что их интеллект функционирует быстрее, чем у других, и они являются единственными жертвами этого несчастья.

Возьмем, к примеру, двое часов, говорили родителям, – одни показывают время в нормальном ритме, к которому мы привыкли, а другие, вторые, в другом. Так вот, они никогда не покажут один и тот же час, они никогда не будут находиться в одном и том же времени. Понимаете? Иногда требуется небольшая помощь. И началась одиссея Эду по психологам и психиатрам. Все то время, пока я играл в футбол, а мой ум тупел, он проводил в беседах с людьми, которые рассуждают о снах, о символах, о сосредоточенности и о потере надежд. Он доверительно сообщил мне, что некоторые из них развлекают его куда больше, чем мы. Так что, когда он умолял меня сыграть с ним в настольный футбол, единственное его увлечение, соответствовавшее возрасту и неизменное, я советовал ему позвать себе в партнеры кого-нибудь в белом халате.

Он подтащил крыло к траве, росшей на берегу, а вслед за крылом на поверхности появилась и та самая огромная птица.

– Посмотри, посмотри на нее хорошенько, потому что потом тебе, возможно, придется описать ее.

Я смотрел на птицу, пока мог. Поверхность воды была покрыта мертвыми птицами вроде этой, а также птицами меньшего размера черного цвета. Были там и более крупные птицы, размером с орла. От озера шел неприятный запах мокрых перьев.

Эду сказал:

– Думаю, что нам нужно унести ее с собой. У нас есть сумка?

– Вряд ли нам нужно что-то уносить с собой. Мне не хочется везти эту дохлятину в сумке, которая привязана к моему велосипеду.

– Ну и дурак же ты. У нас даже сумки нет. Придется привязывать ее веревкой. У меня есть одна, которая годится для этого.

– Делай что хочешь, я не собираюсь везти ее никаким способом.

– Мой отец должен обследовать ее. Ты что? Не понимаешь? В наших руках свидетельство того, что здесь произошло!

Он взял в руки огромную птицу, голова которой безвольно болталась, и направился к моему велосипеду.

– Держи ее вот так, пока я схожу за веревкой.

– Лучше я схожу за веревкой, а ты подержишь птицу. Не хочу к ней прикасаться. Кроме того, я вот о чем думаю: почему бы нам вместо полиции не обратиться к экологам. Ты всерьез считаешь, что нам следует тащить эту тварь с собой? Мне лично будет приятнее прокатиться на велосипеде без нее.

– Хорошо, но мы должны оставить птицу на том месте, где она лежала, – ответил Эду, вздохнув.