3
РИЧ
За двадцать лет работы я сталкивался со многими мучительными ситуациями: с попытками самоубийства, погоней за вооруженными грабителями, с жертвами изнасилований, которые были настолько потрясены, что не могли рассказать, что с ними произошло. Однако это ничто в сравнении с работой в аудитории, состоящей из семилетних детей.
— Покажите свой пистолет, — просит один.
— Не очень хорошая идея, — отвечаю я, бросая взгляд на учительницу, которая уже попросила меня снять кобуру с оружием, прежде чем войти в класс на урок, посвященный теме «Профессии». Эту просьбу я был вынужден отклонить, потому что формально находился при исполнении.
— А стрелять доводится?
Я смотрю на озабоченного оружием мальчика поверх голов остального класса.
— Еще есть вопросы?
Руку поднимает девочка. Я узнаю ее, она приходила к Саше на день рождения.
— Вы всегда ловите плохих людей? — спрашивает она.
Невозможно объяснить ребенку, что граница между добром и злом не такая четкая, как между белым и черным, как учат в сказках. Что обычный человек может стать преступником при тех или иных обстоятельствах. Что иногда мы, убийцы драконов, сами совершаем поступки, которых стыдимся.
Я взглянул ей прямо в глаза.
— Пытаемся, — отвечаю я.
У меня на поясе завибрировал сотовый телефон. Открывая его, вижу номер участка и встаю.
— Нужно закругляться… Еще раз: какое первое правило места совершения преступления?
И класс хором выдает мне ответ:
— Ничего мокрого не трогать, если оно тебе не принадлежит!
Учительница просит детей поблагодарить меня аплодисментами, я наклоняюсь у Сашиной парты.
— Что скажешь? Я подвел тебя? Мне нет прощения?
— Ты отлично справился, — уверяет она.
— Я не могу остаться с тобой пообедать, — извиняюсь я. — Нужно ехать на работу.
— Ничего, папа, — пожимает плечами Саша. — Я уже привыкла.
Одним выстрелом. Меня убивает то, что я не оправдываю ожиданий дочери.
Я целую ее в макушку, учительница провожает меня до двери. Потом я еду прямо в участок, и сержант, который оформлял заявление, вкратце вводит меня в курс дела.
В приемной, ссутулившись, ожидает Марк Макгуайр, студент последнего курса Вермонтского университета. На нем бейсболка, натянутая на глаза, он нервно покачивает ногой. Секунду я смотрю на него через окно, потом подхожу.
— Мистер Макгуайр? — окликаю я. — Я детектив Метсон. Чем могу помочь?
Он встает.
— Пропала моя девушка.
— Пропала? — переспрашиваю я.
— Да. Я звонил ей вчера вечером, но она не ответила. И сегодня утром, когда я пришел к ней, ее не было дома.
— Когда вы видели ее в последний раз?
— Утром во вторник, — отвечает Марк.
— Может быть, произошло что-то непредвиденное? Может быть, у нее встреча, о которой она вам не сообщила?
— Нет. Она никуда не ездит без своего кошелька, а он лежит у нее дома… как и ее пальто. На улице собачий холод. Куда она могла отправиться без пальто?
Он говорит громко, встревоженно.
— Вы поссорились?
— В воскресенье она на меня разозлилась, — признался он. — Но мы все выяснили и помирились.
«Так оно и было!» — думаю я.
— Вы обзвонили ее подруг?
— Никто ее не видел. Ни подруги, ни учителя. Она не из тех, кто пропускает занятия.
Мы обычно не принимаем заявление и не заводим дело об исчезновении человека, пока не истекли тридцать шесть часов. Хотя это правило строго не соблюдается. Протяженность забрасываемой полицией сети главным образом зависит от статуса пропавшего человека: грозит опасность или явная опасность не грозит. Но сейчас что-то в поведении этого парня — какое-то предчувствие — заставило меня подозревать, что он чего-то недоговаривает.