Последнее пророчество

— Ах, детка, не то чтобы они что-то делают. Скорее они кое-чего не делают. Вот смотри, сколько забот нужно, чтобы сохранить твою красоту. А когда ты выйдешь замуж, тебе она больше не понадобится, не так ли?

— Вероятно, нет.

— Ну вот, ты и перестанешь о ней заботиться. Не успеешь оглянуться, а уже растолстела, как барсук.

— А каково это — быть толстой?

— Не так уж плохо, когда-нибудь сама поймешь. Например, не холодно. К тому же ты удивишься, сколько свободного времени у тебя появится.

Тщательный утренний туалет наконец-то был завершен, длинные волосы Сирей заплели в косы и уложили в узел. Ланки и Йодилла бросили последний взгляд на совместное творение, восхищенно вздохнули, и на лицо принцессы пала вуаль. Все это время экипаж вместе с прочим караваном медленно двигался вперед. Как только Йодилла оделась, Ланки дернула за веревку с колокольчиком, и колонна повозок с грохотом остановилась. Пришло время танцевального урока Сирей.

Палатку для танцев установили рядом с дорогой. Учитель танцев Лазарим почтительно постучал в дверь экипажа принцессы. Йодилла появилась с головы до пят закутанная в голубые и серебряные шелка тончайшей работы, которые таинственно струились вокруг нее, словно дымок. Кестрель пошла с ней, выступая в роли служанки и неофициальной подружки. Лазарим сопроводил их в палатку для танцев. В палатке не было окон, но сверху она была открыта полуденному солнцу. Здесь под мелодию, которую тихонько наигрывали на свирели и барабане музыканты с завязанными глазами, Лазарим стал учить Йодиллу танцу, называемому тантарацца.

Кестрель сразу же поняла, что Сирей не была прирожденной танцовщицей. Тантарацца оказалась танцем сложным. Требовалось сосредоточиться, чтобы запомнить замысловатую последовательность движений, а затем перейти от механического повторения к летящему ритму. Сирей никогда в жизни не приходилось сосредотачиваться на чем-либо, а если что-нибудь не получалось у принцессы с первого раза, она начинала скучать и вешала нос.

Лазариму страшно хотелось отшлепать королевскую дочь или хотя бы ущипнуть так, чтобы Йодилла запищала, заплакала или издала какой-нибудь другой звук — что угодно, кроме этого непрекращающегося вялого нытья.

— Почему я должна-а-а-а это делать? Сегодня я та-а-а-к устала. Будь лапочкой, отста-а-а-а-а-а-нь от меня!

— Вы должны научиться танцевать, сиятельная. Ваш отец хочет, чтобы вы вышли замуж, а когда вы будете выходить замуж, вам придется танцевать.

— Я знаю, дорогуша. Не приставай ко мне. Только я ведь не должна танцевать много, верно? Достаточно одного танца, разве нет?

— Достаточно, моя госпожа. Но этот танец должен быть совершенен. Знатные господа и дамы Домината должны говорить, что на свете нет никого прекрасной и грациозной принцессы Йодиллы из Гэнга.

— Но ведь так оно и есть, дорогой Лазарим. Поэтому какая разница, умею я танцевать или нет!

— Если вы не хотите танцевать, моя госпожа, я не буду спорить. А если хотите — вы должны научиться танцевать хорошо.

— Ну, так и быть. Разучим еще несколько движений. Только не запутывай меня.

Пока Кестрель сидела в сторонке и с растущим интересом наблюдала за зрелищем, Лазарим вновь начал повторять движения танца с Йодиллой: шаги в сторону, поклон, три поворота, остановка, призывный перестук с пятки на мысок, столкновение и вращение. Тантарацца — танец возвышенный. Для Лазарима тантарацца была искусством и страстью, любовью и религией, жизнью и смертью. Этот крошечный, но изысканный человечек оказался настоящим мастером танца. Поэтому он страстно хотел, чтобы его освободили от муки преподавания и позволили улететь в экстазе танца. Вместо этого Лазариму приходилось тупо повторять одно движение за другим, как какому-нибудь калеке.

— Нет, сиятельная, не так! Поворот делается быстрее, очень быстро; вы должны вертеться, словно юла, запоминаете? А останавливаться следует внезапно. Вот так! Смотрите, как взлетают мои юбки!

— Юбки, Лазарим? — Принцесса хихикнула. — Не смеши меня, лапочка. Каждая улыбка оставляет на лице морщинку.

— Еще раз, пожалуйста.

Когда танцевальный урок завершился, Сирей вместе с Кестрель направилась к королевскому экипажу на второй завтрак с отцом и матерью принцессы.

— Повезло же тебе, Кесс, — тебя не заставляют танцевать.

— А по-моему, танцевать — очень весело.

— Весело? Почему ты так говоришь? Это тяжело, нудно и совсем не весело.

Королевский экипаж охранялся гвардией Йохьян. Подойдя к балдахину, защищавшему ступеньки от солнца, Кестрель увидела, что сегодня сам Зохон, командир гвардейцев, находится среди солдат. Зохон оглянулся, и на мгновение их глаза встретились. Взгляд воина говорил Кесс: «Мы с тобой понимаем друг друга». Затем Зохон бросил взор на Йодиллу, лицо которой скрывала вуаль. Командир что-то сказал одному из своих людей, хлопнул его по плечу, громко и беззаботно рассмеялся и неторопливо направился восвояси. Слишком громкий смех и преувеличенно небрежная походка поведали Кестрель о многом. Всем своим видом Зохон хотел показать, будто его ничто не волнует.