Остальные присутствующие молчали — видимо, чтобы случайным словом не выразить так и витающую в воздухе общую мысль «потому, что Деметра сама сдвинутая».
— Мама почему-то решила, что Афродита оставит Зевса в живых, — пояснила Персефона. — Хотя, согласно Концепции, его место в Тартаре. И твоё, Владыка, — она кивнула Аиду. — И твоё, Гермий.
— Меня-то за что? — возмутился Психопомп.
— Ты слишком пронырливый. Так вот, насчёт Афродиты, мне показалось, она хочет власти. Когда она узнала про то, что план с Аресом провалился, она была просто в бешенстве. Забавное, кстати, зрелище, вы бы видели. Тогда она случайно призналась… ну, не то, что призналась, скорее сболтнула… в общем, мне показалось, она считает себя дочерью и наследницей Урана. Вроде как она родилась из его семени, значит, как минимум, равна Крону.
— Ну, зашибись, — пробормотал Аид. — Слышал бы это Крон.
— Значит, ей нужна власть над миром? — уточнила Геката. — Хорошая вещь, мне тоже она нужна. Только возиться лень, знаешь ли.
— А вот ей не лень, — отрезала Персефона. — Хотя не знаю, может, это всё мои домыслы, и на самом деле она борется за справедливость и равенство.
— А почему бы ей не превратить всех женщин в мужчин? — оторвался от чаши Гипнос. — Это же тоже равенство. И братство.
— Заткнись, Белокрыл, — прошипел Танат, который, видимо, слишком ясно вообразил процесс и результат.
— Я извиняюсь, а где она найдет на это дело сторонников? — встрял Гермес. — Что-то я сомневаюсь, что Артемида с Афиной и прочие амазонки захотят стать мужиками. Геката, ты хотела бы стать мужиком?
— Повтори свой вопрос вечером, — промурлыкала богиня колдовства. — У меня есть рецепт одного интересного зелья….
На этой позитивной ноте военный совет как-то свернулся. Аид предложил подождать с обсуждением конкретного плана действий до возращения Макарии, которая осталась на поверхности чтобы из невидимости понаблюдать за реакцией Артемиды и остальных на похищение Персефоны, и Минты, которая должна была спуститься с Олимпа сегодня утром, но почему-то задерживалась.
— Пока не забыл, а как они собрались размножаться без мужиков? — спросил Гермес у Персефоны, которая как раз объясняла слугам-теням, что она хочет видеть в своих покоях.
— Афродита собиралась устроить так, чтобы дети рождались от лесбийской любви, — пояснила она. — Но только девочки. Технические подробности не спрашивай, я не знаю.
Психопомп закрыл лицо руками и простонал, что не желает их знать.
Персефона усмехнулась и окликнула Аида:
— Владыка, — он обернулся с вопросом в глазах. — Здесь есть место, где мы можем поговорить наедине?
20
Персефона хотела поговорить с ним наедине.
Что ж, так или иначе, это было логично. Слишком много у них было недосказанного — и, Аид это чувствовал, слишком мало времени.
Полгода пролетели быстро, и он, кажется, так и не сделал за это время ничего полезного.
Приводил в порядок Подземный мир, карал и миловал, присматривал за Макарией, и время пролетало, не позволяя остановиться и задуматься. О чем задуматься? Да хотя бы о том, что… грядёт.
Смутные ощущения не давали конкретики. Владыка даже не был уверен, что грядёт что-то конкретное. В смысле ужасное, кошмарное, опасное для всего мира… просто ощущение Грядущей Хрени, нависшей над ним не то мечом, не то топором, не то ведром с холодной водой, коварно поставленным сверху на приоткрытую дверь.
Ощущение выматывало, не давало спать, хотелось всё время быть начеку — но тяжело не понять, что это непросто даже для бога.
Когда он думал о Персефоне, то ненадолго переставал ощущать Хрень. Тогда он позволял себе забыться в мыслях о царице, о том, что значили её слова, о том, не ведёт ли она свою собственную игру.
В попытках разгадать её, не имея на руках почти никаких исходных данных.
Тогда приходило беспокойство. Беспокойство за Персефону и ощущение грядущей Хрени накатывало поочерёдно, и ему стало тяжелее спать. Тратить время на заведомо безуспешные попытки уснуть было глупо, и он надевал шлем невидимости, подслушивал, подглядывал, подкармливая ощущение грядущей хрени небольшими деталями.
О том, что в последнее время слишком уж много жён начали отправлять в Аид своих мужей. О том, что войны разгораются сами по себе, и это притом, что бог, отвечающий за такое «сами по себе», отбывает своё наказание в Подземном мире. О том, что женщины — даже подземные — слишком уж недовольны своими мужчинами. О том, что слишком много в последнее время лесбиянок — аномально много даже для Эллады, которая всегда славилась любовью к… назовём её «свободной любви».
Теперь это все сложилось в одну картину. Заговор Афродиты — это же надо до такого додуматься! Кажется, никто из его соратников не принял это всерьез (ну, может, кроме Таната, он тоже навидался в последнее время и удушенных младенцев мужского пола, и отравленных мужей, и заколотых любовников). Зря. Стихию Пенорожденной не следовало недооценивать. Человек ли, бог ли был способен на любую мерзость во имя любви.
Ощущение Грядущей Хрени постепенно обретало форму.