Последнее расследование Димы Ермолаева

Т.К.: Вы не представляете, что с ней творилось. Говорить не могла, только выла и кричала: "Мертвый! Батя мертвый!" Боюсь, я вела себя не очень красиво, наорала на нее… Велела отвезти меня к часовне. Я ведь неважный ходок, а когда волнуюсь, ноги и вовсе отказывают, без инвалидной коляски никуда. Но у часовни я заставила себя встать. Анну отослала за остальными затворницами, а сама вошла внутрь. Увидела отца Глеба, этот поясок в его руке, царапины… И поняла, что если ничего не предпринять, то общине нашей конец. Только у самой у меня смелости не хватило… Схватила рацию и стала соображать, кого бы вызвать на подмогу. Тут ведь нужен был особый человек умный, хладнокровный. А за наших я поручиться не могла. Если уж Анну так развезло… В конце концов решила позвать Катю, нашу старосту. Она, хоть и гневлива бывает сверх меры, но отходит быстро и соображает. Но на вызов вот чудо! – ответил Филипп. У меня совсем из головы вылетело, что он собирался к нам на праздники. О лучшем помощнике я и мечтать не могла…

Д.Е.: Значит, это вы предложили ему идею несчастного случая?

Т.К.: Нет, он и сам додумался. У нас с ним не получилось поговорить наедине – когда Филипп пришел, все уже были в часовне. Сначала прибежали Надя со Стасей, потом Анна с Зоей. Нам повезло, что Анна под конец выдохлась, и Зою привела почти перед самым приходом Филлипа. Не знаю, удалось бы нам без него предотвратить еще одно убийство…

Д.Е.: Как же вы убедили Зою молчать в присутствии милиции?

Т.К.: Милиционеры ее и не видели. Филипп отправил ее в Сосновку еще до их приезда. А чтобы Зое не вздумалось самой искать с ними встречи, объяснил, в каком свете предстанет отец Глеб, если узнают о Стасином пояске.

Д.Е.: Татьяна Юрьевна. Скажите, у вас есть какие-нибудь предположения, что произошло на самом деле?

Т.К.: Даже не знаю… История настолько дикая и безобразная… Знаю только одно – версия, которую нам пытались навязать, липовая. Головой ручаюсь: отец Глеб не был тайным сладострастником и никогда не покушался на Стасину честь. И Стася… при всей своей резкости и строптивости девочка честная и прямодушная. Если бы ей пришлось убить человека, она бы не стала запираться.

Д.Е.: Вы так хорошо ее знаете?

Т.К.: Очень хорошо. Мы знакомы еще со времен "Детей Божьих". Я ведь тоже из них. И Анна, кстати…

Д.Е.: Что?! Вы – тонкая, интеллигентная женщина – и эта секта махровых истеричек во главе с психопатом-садомазохистом?

Т.К.: Представьте себе. В свое оправдание могу сказать только, что пришла туда не сама. Меня привели, вернее, даже привезли в кресле. А я была в таком отчаянье, что не сопротивлялась бы, даже если бы меня отвезли на бойню. Мне тогда здорово досталось. Сначала медленно, в муках умирал муж. Потом выяснилось, что, пока я за ним ухаживала, сын пристрастился к наркотикам. У меня отказали ноги на нервной почве. Но мало того, я случайно узнала, что сын подумывает меня убить, чтобы продать нашу квартиру и расплатиться с поставщиком зелья. Жить мне уже не хотелось, но я не могла допустить, чтобы сын взял такой грех на душу, и решила уйти сама. Непростая задача для безногого инвалида. Попыталась выпросить у нашего участкового врача рецепт на большое количество снотворного, мотивируя просьбу тем, что не могу ходить в аптеку, а гонять без конца соседей совестно. Но эта дама не вчера родилась, она мою хитрость сразу разгадала и предупредила соседку, чтобы та мне снотворное лично выдавала, и не больше двух таблеток за раз. Тут и соседка сообразила, что к чему. Пришла ко мне, обругала на чем свет стоит, вытянула из меня все, а потом отвезла к отцу Валентину – дескать, он придумает, как помочь. Он и придумал. Правда, в итоге моя квартира досталась ему, а меня поселили в квартире общины, в одной комнате с двумя соседками. Но тогда я этому даже радовалась – намучилась одна-то… А отец Валентин, кстати, не производил впечатления психопата. Он был похож скорее на сурового аскета, немного фанатичного адепта веры. Это уж потом я начала подмечать за ним всякие странности… Ох, Дима, заболтала я вас! Вы уж простите, голубчик.

Д.Е.: Что вы, Татьяна Юрьевна, я слушал вас, забывая дышать. Спасибо великое за рассказ, за доверие. Позвольте последний вопрос: вы не заметили тогда в часовне чего-нибудь… не знаю. Чего-то, что не укладывалось в общую картину?

Т.К.: М-м… пожалуй, нет. Разве что свеча… Но это такая мелочь.

Д.Е.: Не томите, Татьяна Юрьевна! Что там со свечой? Ее не должно было быть?

Т.К.: Нет-нет, она всегда там стояла – на столике, рядом с Библией и другими книгами… Небольшой такой столик для чтения у окна. И с краю подсвечник, массивный такой.

Д.Е.: И что, свеча была не в подсвечнике?

Т.К.: Нет, свеча стояла на месте. Только выглядела немного странно. Фитиль утоплен в воске, на одном краю – высокий восковой нарост, а другой совсем ровный, будто ножом срезан. Вы думаете, это имеет какое-то значение?

Д.Е.: Пока не знаю. Все может быть…