Последнее слово девятого калибра

От обоих садистов пахло спиртным, что лишний раз убедило Ремизова о вреде похмелья во время работы. Дождавшись, пока оба усядутся на свои зрительские места, он резко выбросил из-за спины свободную руку…

Отточенное до остроты бритвенного лезвия полотно скальпеля без звука рассекло гортань Чирья почти до самого позвоночника. Едва рука завершила полукруг движения по своей орбите, из огромной раны, не оставляющей ни единого шанса на жизнь, хлестнула кровь. Даже Ремизов, повидавший на своем веку десятки смертей в различных ее проявлениях, на мгновение ужаснулся. Черная жидкость, вырываясь фонтаном из горла бывшего санитара морга, густой струей заливала все стены ванной. Неестественный цвет кафеля, который из голубого превращался в автомобильный «вишневый металлик», заставил Боль окаменеть. В тот момент, когда по стенам прошлась первая волна, он почему-то с равнодушием подумал о том, что именно такой цвет имеет «Альфа-Ромео» Лисса…

Запах крови мгновенно перемешался с запахом алкоголя и заполнил всю ванную. Чирей, не в силах вымолвить ни слова, дергался в углу, обводя потолок безумным взглядом. Он сжимал шею так, словно только что намазал ее клеем и с надеждой ждал момента, когда свершится чудо – она склеится. Но чуда не свершалось. Жизнь выбрасывалась из него мощными струями, заливая лица Боли и Комика бордовыми волнами. Прошло всего три секунды, а одежду всех троих участников этого страшного представления уже невозможно было различить ни по цвету, ни по фасону.

Первым пришел в себя Ремизов, моргая потяжелевшими веками и стараясь смотреть так, чтобы пахнущая железом кровь не заливалась в глаза, он вскочил на ноги и заслонил собой лежащие в углу орудия пыток от Боли. И в тот момент, когда Комик, схватив еще живого отморозка за шиворот, уже отводил назад свободную руку, Боль наконец пришел в себя…

Его крик за мгновение до того, как скальпель почти на полтора десятка сантиметров вонзился в его сердце, стоял в ушах приближающегося к столу Комика…

Оставив еще конвульсирующие тела в ванной, Комик шагнул в комнату. Казнь произошла с точностью до наоборот. Жертва убила своих палачей. Выбрасывая из ящиков комода постельное белье и вещи, Комик оставлял на них пятна крови. Каждое прикосновение к вещам переносило на их белоснежную свежесть грязные воспоминания о недавнем убийстве. Чувствуя, что теряет сознание от потери крови, Комик с упорством маньяка искал шелковые нитки и иголку. И, когда под его ногами образовалась уже довольно внушительная лужа крови, он их нашел.

Оценить характер ранения Комик мог только сейчас, когда стирал с руки постоянно выделяющуюся кровь.

– Только бы не вены… – шептал он. – Господи, только бы не вены…

И его мольба была услышана. Глубокий продольный порез, что предстал его взору, был рассечением мышцы предплечья и больше ничего. Ничего, если не учитывать того, что потерял столько крови.