Последнее слово девятого калибра

– Боря, меня били по голове металлической трубой, обмотанной пластырем, толщиной в сантиметр. Какую ты хочешь кровь или ссадину? Дай мне боксерскую перчатку. Я тебя сейчас вырублю одним ударом, а ты будешь выглядеть, как на картинке. И тоже – ни кровинки… Мерзавцы знали, что делали. Я тебе скажу одну умную вещь… Завтра вся академия будет трубить о том, что терновский судья Струге нажрался в гостинице и валялся, оскорбляя человеческое достоинство, в общественном месте. Потом сверят табели посещаемости и выяснят еще одну интересную вещь. Оказывается, судья Струге, вместо посещения лекций и семинаров, бражничает в гостинице, как сапожник. Завтра же председателю моего областного суда сообщат, как я тут провожу время. А послезавтра меня отзовут, и я уеду первым же поездом. Просекаешь тему, Боря? Меня хотят отключить от игры. Впрочем, почему – «хотят»? Они это уже сделали… Человек, который направил этих ребят бить меня по бестолковке трубой, – не уличный криминалитет! Он очень хорошо знаком с системой судейских взаимоотношений. Это вообще прецедент для отставки судьи Струге. Лишат полномочий, и дело с концом. А если до Воронова дойдет, как я тут досуг провожу… Одним словом, плохо дело, Боря. Сделано грамотно. Только я почему-то уверен, что мой нокаут – это только начало моего отстранения. Будет еще что-то, обязательно будет…

– Черт… – Сыскная логика Выходцева не могла выстроить из объяснений домик. – Да тебя проще прибить было, нежели такие козни строить!

Струге усмехнулся:

– Не скажи… Два трупа судей в течение трех дней в одной и той же гостинице. Перебор, не правда ли? Просто тенденция какая-то… Вся московская милиция на ногах уже через час будет! И потом, ты просто не представляешь, Борис, всю суть отношений в судебной системе. Для судьи на моем месте было бы лучше, если бы его на самом деле прибили. Ты не можешь знать, а я прекрасно знаю, что сейчас начнется! Тут профессионал работал, знаток истинного положения вещей. Знал, зараза, что мне сейчас будет не до расследований и не до свидетельств! Я сейчас шкуру свою судейскую спасать буду. И был уверен, что завтра я уже пойду покупать билеты до Тернова… Господи, у тебя обезболивающее какое-нибудь есть?!

Пришлось свернуть к ближайшей больнице. Оба понимали, что оказание помощи будет означать запись в книге приема больных и, как следствие, сообщение в милицию о характере травмы и алкогольном опьянении пострадавшего. Пришлось лгать. Струге на это не годился, так как не знал названий ни одной улицы для объявления своего эфемерного места жительства. В голове вертелся лишь собор Василия Блаженного, Красная площадь и Третьяковка.

– Доброслободская, 20, – без тени смущения произнес Выходцев врачу, записывающему данные Струге. – Неподалеку от магазина «Елки-палки».

– Полный покой, пироцетам и кетанол внутримышечно. Алкоголь, телевизор и… – Врач с сомнением посмотрела на Антона, словно сомневаясь, что последнее вообще стоит говорить, – … и чтение исключить.

Дорога в Маврино показалась Антону дорогой в ад. Прижимая к лицу мокрое полотенце, он крепился, чтобы не застонать. Привкус крови изо рта исчез, однако теперь, после введения глюкозы и обезболивающего, на языке, словно пропитав его насквозь, висел горький вкус кетанола.

– Боря, зачем этим людям так необходимы документы директора завода? Точнее – Баварцева, которые передал Феклистову Пусыгин? Если предположить, что банду ведет грамотный юрист, со знанием уголовного процесса, то он должен прекрасно понимать, что этими бумагами судья не вправе воспользоваться как вещдоками. Это не тот случай, когда ценна любая бумажка. Это я тебе как судья говорю…

Следователь пожал плечами, а Струге, немного помолчав, продолжил:

– Пусыгин пишет, что не считает нужным доверять той следственной группе, что работала на заводе… – Антон убрал от лица полотенце. – Как бы то ни было, мы до сих пор не знаем содержания тех листов. Тут специалист нужен…

Несмотря на поздний час, машин на улицах меньше не становилось. Лишь когда Выходцев вывел «Волгу» за Кольцевую, он позволил себе расслабиться и добавить оборотов. Молча переваривая в голове все сказанное судьей, он продолжал его слушать и кивать головой…

«Завтра первым же делом, с самого утра, поеду в академию. Если Антон прав, то вскоре я могу остаться без толкового помощника. Пусть пока «стажер» разбирает в кабинете документы этого Баварцева… Парнишка он упрямый, хоть и сырой. Опять же с ментами в отделении нужно договориться! Еще не хватало, чтобы Струге подрубили на чьей-то кляузе! Не нравится мне этот Бутурлин, ох не нравится…»