Последнее слово техники

— Подожди, — возгласил Ли, наставительно тыча в меня пальцем. — Настанет день, и я буду капитаном. И ты горько пожалеешь о своих неосмотрительных словах. Ты сможешь претендовать разве что на должность офицера по науке. Но более вероятно, что я засуну тебя нянькой в госпиталь.

— Ладно-ладно, а не пошёл бы ты и не нассал на свои дилитиевые кристаллы?[52]

Глава 5 Ты бы мог, если б и вправду меня любил

5.1 Добровольная жертва

После этого я провела на корабле ещё несколько недель. Он снова начал заговаривать со мной уже через пару дней. На какое-то время мне удалось забыть о Линтере: на борту Капризного у всех были свои обсуждавшиеся вслух интересы, от старых (или новых) фильмов и книжек до происшествий в Камбодже[53] или похождений Ланьяреса Соделя на поле битвы в Эритрее. (Ланьярес, чтобы покуражиться, в компании нескольких друзей часто разыгрывал военные игры с использованием настоящих боеприпасов. До меня доходили смутные слухи об этом, но даже они внушали отвращение. Пусть у них с собой полный реаникомплект, а искусственные железы в любой момент выделят любой наркотик или лекарство, — всё равно такое развлечение казалось мне омерзительным.) А когда я обнаружила, что эти ребята не позаботились ни о каком прикрытии с воздуха, я окончательно уверилась в том, что они просто не в себе. Да содержимое их мозгов в два счёта размажут по окрестным камням! Они могут умереть реальной смертью!

Но я думала, что им просто понравилось испытывать страх. Мне говорили, что у некоторых это бывает.

Когда Ланьярес известил корабль, что ему хочется принять участие в каком-нибудь реальном вооружённом конфликте, тот, разумеется, попытался его разубедить, но не преуспел в этом. Так Ланьяреса отправили в Эфиопию. Корабль наблюдал за ним со спутника и внимательно отслеживал все перемещения с помощью спасательных дронов, готовых вернуть его на борт в случае тяжёлого ранения. После некоторых сомнений, заручившись согласием самого Ланьяреса, корабль переключил картинку с камер отряда дронов на общедоступный канал, так что все могли наблюдать за деяниями Ланьяреса в реальном времени. Мне это показалось ещё большим извращением.

Но это было ещё не всё. Через десять дней Ланьярес составил жалобу, сославшись на то, что в месте, куда его закинули, ничего интересного не происходит, и потребовал забрать его на корабль. Не то чтобы ему было действительно скучно, объяснял он, на самом деле он испытывает некоторое мазохистское удовольствие от того, что жизнь на борту после просмотра этих трансляций с его участием несомненно оживилась. Но всё остальное жутко ему наскучило. Он пришёл к выводу, что потешная битва в специально отведённом для этих целей отсеке корабля несомненно прикольнее, чем реальные приключения.

Корабль сказал ему, что тот ведёт себя крайне глупо, и перенёс в Рио-де-Жанейро, где Ланьярес в дальнейшем проявил себя как образцовый гражданин Культуры-мультуры. Впрочем, я считала, что было бы поучительнее послать его в Камбоджу, предварительно придав некоторое внешнее сходство с местным населением, чтобы Ланьярес мог в полной мере насладиться мясорубкой Нулевого Года[54]. Но почему-то мне казалось, что Ланьярес на такое не рассчитывал.

Тем временем я странствовала по Британии, Восточной Германии и Австрии, в промежутках между поездками возвращаясь на борт Капризного. Корабль предлагал мне также съездить в Преторию на несколько дней, но я действительно не смогла бы выкроить для этого время; если бы он послал меня туда в первые дни миссии, я бы, разумеется, согласилась, но я провела на Земле уже без малого девять месяцев, и даже мои сбалансированные и отточенные Культурой нервы были на пределе. Посещение же Земли Раздельного Проживания[55] могло причинить им серьёзный ущерб.

Несколько раз я интересовалась у корабля делами Линтера, но получила только Общецелевой Неофициальный Комментарий № 63а или что-то в этом роде. После этого я перестала о нём спрашивать.

* * *

— Что такое красота?

— Ой, корабль, да ладно тебе.

— Нет. На сей раз я спрашиваю серьёзно. У нас тут наметилось маленькое расхождение в этом вопросе.

Я как раз была во Франкфурте и сейчас стояла на мосту над рекой, общаясь с кораблём через терминал. Пара человек поглядывала в мою сторону, но у меня не было настроения обращать на них внимание.

— Ну хорошо. Красота — это такая штука, которая исчезает из виду, как только ты пытаешься поискать ей определение.

— Я не думаю, что ты в самом деле так считаешь. Будь серьёзней, пожалуйста.

— Слушай, корабль, я уже догадалась, в чём тут расхождение взглядов. Я верю, что здесь есть нечто, с трудом поддающееся определению, но что все с известной степенью уверенности нарекают красотой. Оно не может быть обозначено тем или иным словом без того, чтобы его суть не исказилась. Ты же полагаешь, что прекрасно всё то, что приносит пользу.

— Более или менее.

— И в чём польза Земли?