Последнее слово техники

Он бесстыдно присел на корточки и затем игриво взъерошил мои волосы, прежде чем взвиться в воздух и шумно опуститься на моей стороне колодца.

— Писсуар в твоей каюте вышел из строя, не так ли? — пробормотал дрон. — Не пойми это как осуждение…

— Я слыхал, ты опять собираешься в дебри уже завтра, — сказал Ли, скрестив руки на груди и серьёзно глядя на меня. — Я свободен нынче вечером, да впрочем, и прямо сейчас. Я мог бы оказать тебе небольшие знаки внимания, если тебе так угодно; последняя ночь в компании хороших парней перед возвращением в стан варваров.

— Небольшие? — уточнила я.

Ли улыбнулся и энергично зажестикулировал обеими руками.

— Ну, скажем так, приличия возбраняют…

— Нет.

— Ты совершаешь ужасную ошибку, — сказал он, подпрыгивая на одном месте и похлопывая себя по животу. С отсутствующим видом он посмотрел в направлении ближайшей столовой. — Я и правда в отличной форме. А этим вечером совсем не занят.

— Вероятнее всего, что в последнем ты не солгал.

Он просиял, пожал мне руку и чмокнул в щёку, после чего убрался прочь. Ли был из тех, кто не прошел даже базовый тест на соответствие земной гуманоидной норме — чтобы замаскировать свои телеса и шевелюру, ему понадобилось бы нечто большее, чем простая физическая коррекция. Если быть точным, он больше всего смахивал на помесь Квазимодо с лесной обезьяной. Но я думаю, что вы бы вряд ли удивились, повстречав его в рядах менеджеров по продажам IBM[16]. Проблема коренилась в том, что он не мог и часа прожить, не ввязавшись в какую-нибудь ссору или драку. Такие места, как Земля, вырабатывают собственный кодекс приличия и накладывают на поведение соответствующие ограничения. Ли не был способен с ними примириться.

Несмотря на то, что надежд попасть на Землю у Ли не было, он с удовольствием проводил неформальные занятия по предполётному инструктажу людей, отправлявшхся с заданиями на поверхность планеты. Хотя его бы выслушали всё равно, выступления Ли отличались особой лаконичностью. Он входил, говорил что-то вроде: «Основное правило заключается в следующем: большей частью то, что вам предстоит открыть, окажется полным дерьмом» (Эта формулировка Закона Старджона лишь несущественно уступает общепринятой. — Примеч. дрона.) и уходил восвояси.

— Госпожа Сма… — Маленький дрон облетел вокруг моей головы и устроился в дупле, предварительно убедившись, что Ли ушёл. — Надеюсь, что вы не откажете мне в незначительной услуге, когда завтра отправитесь обратно.

— Какого рода? — спросила я, на время отвлекаясь от Реганы и Гонерильи.

— Я буду вам очень признателен, если вы поговорите кое с кем в Париже перед тем, как вернуться в Берлин.

— Я… не думаю, что это будет трудно, — сказала я. В Париже мне бывать ещё не доводилось.

— Отлично.

— А в чём проблема?

— Да нет никакой проблемы. Но… я просто хочу, чтобы вы проведали Дервлея Линтера. Просто поговорите с ним немножко, вот и всё.

— Угу.

Я была немало удивлена, с чего бы вдруг кораблю это понадобилось, и с ходу выстроила гипотезу (впоследствии оказавшуюся ошибочной). Капризный, подобно всем остальным кораблям, с какими я встречалась в Контакте, обожает заговоры и интриги. Эти устройства подчас убивают кучу времени на розыгрыши и многоуровневые разводки и маленькие тайные планы, ловят любую возможность подтолкнуть людей вести себя так, сказать это, сделать то, — просто для прикола.

Капризный прослыл мастером таких проделок. Отягчающим обстоятельством служила его полнейшая уверенность в том, что именно он знает, как будет лучше для всех остальных. Он даже пытался разместить членов экипажа таким образом, чтобы за время полёта они могли создать как можно больше семей или вступить в тесные отношения иного рода. Мне показалось, что и теперь он замышляет нечто в этом роде, обеспокоенный моей недостаточной сексуальной активностью в последнее время, а особенно тем, что последние несколько моих сексуальных партнеров были женского пола (Капризный всегда выступал ярым сторонником гетеросексуальных отношений).

— Ладно, но сперва объясни мне хоть немного. Как у него дела?

Дрон попытался выбраться из дупла. Я привстала, сгребла его в охапку и усадила на обложку Короля Лира, лежавшего у меня на коленях. Затем перекрыла его полосу сенсорного восприятия так, чтобы сделать единственно доступным ему (как я надеялась) лишь мой сверкающий сталью взор, и спросила:

— К чему ты клонишь, чёрт побери?