Последнее слово техники. Черта прикрытия

Стоит ли принять все это на веру и оставить сомнения только потому, что нет никакого способа их проверить? Если имитация во всех деталях отвечает оригиналу, о какой разнице между ними вообще можно говорить? Пока не появится убедительное доказательство противоположного, придется считать все вокруг реальным и пользоваться преимуществами, предоставляемыми такой точкой зрения.

Я ревоплощена, подумала она. Оболочка — наше все, с легкой иронией сказала ей Сенсия там, в Виртуальности. Разум, полностью оторвавшийся от своих корней, от физического тела или по крайней мере памяти о нем, — существо странное, ограниченное в своих возможностях и в чем-то почти извращенное. А форма, которую предпочитает разум для воплощения, оказывает заметное обратное воздействие на личность.

Она открыла глаза и обнаружила, что лежит на кровати, внешне похожей на снежную гору, на ощупь мягче птичьего пуха, а по повадкам — напоминавшей рой чрезвычайно послушных и неизменно доброжелательных насекомых. Белое, как снег, ложе согревало ее кожу, а ткань, казалось, не была прикрыта никаким покрывалом, и все же отдельные составляющие конструкции, пребывавшие как будто в свободном полете, упорно ускользали от ее пытливого взгляда и тонкого нюха, и не было способа извлечь их наружу из недр кровати и пространства, во всех направлениях на несколько сантиметров облекавшего ее облаченное в ночнушку новое тело.

Кровать стояла посреди скромно обставленной комнаты размерами три на четыре метра с одним окном во всю стену, выходившим на озаренный ярким светом балкон. Там стояли два стула, и на одном из них сидела Сенсия. Аватар еще несколько мгновений любовалась видом, открывавшимся с балкона, прежде чем с приветливой улыбкой обернуться к ней.

— Добро пожаловать в мир живых! — сказала она, помахав рукой. — Одевайтесь, а потом мы позавтракаем и пойдем гулять.

А сейчас они сидели здесь, и Ледедже пыталась уместить в голове то, что открылось ее взору.

Она снова посмотрела на свои руки. На ней были пурпурно-фиолетовые брюки, подвернутые до лодыжек, и тонкий, но непрозрачный топик того же цвета с закатанными до локтей рукавами. Она подумала, что выглядит превосходно — во всех отношениях. Среднестатистический человек Культуры (она уже видела несколько сотен таких, когда они проходили мимо, но для пришельцев извне, если такие встречались, у нее внимания уже не хватало) ростом не превосходил сичультианца, но был значительно хуже сложен: ноги слишком короткие, спина слишком длинная и худая, как у истощенца, живот и ягодицы неприятно плоские, плечи и шея, будто переломанные. Она сама, вероятно, выглядела в их глазах горбатой, пузатой и толстозадой, но это не имело никакого значения. Самой себе она казалась вполне правильной, да что там — почти совершенной. И, да, красивой. Такой, какой было ей суждено стать от рождения, какой она была и осталась, пронизывали ее тело до мозга костей закодированные на клеточном уровне татуировки или нет.

В ее облике было не больше ложной скромности, чем во внешности Сенсии — и в обличье самого корабля.

Ледедже подняла взгляд.

— Я думала, у меня будут какие-нибудь татуировки, — обратилась она к Сенсии.

— Татуировки? — переспросила аватар. — Это легко. Но мы можем сделать кое-что получше, чем просто изукрасить вашу кожу постоянными узорами, если только вы не хотите именно этого.

— А что вы можете сделать?

— А вот, взгляните. — Сенсия махнула рукой, и прямо перед ней появились реявшие над тысячеметровой пропастью изображения людей Культуры, чьи тела — по крайней мере, кожу — украшали татуировки даже более замысловатые, чем те, что она когда-то носила сама. Были там татуировки, сиявшие, как солнце, слабо поблескивавшие, как звезды, или отражавшие свет, татуировки, способные двигаться, татуировки, испускавшие лазерные лучи и формировавшие в их сплетении реалистичные или позаимствованные из голограмм структуры, проникавшие, казалось, под поверхность самой кожи, и татуировки, которые уже нельзя было считать работами, даже очень мастерскими — это были настоящие произведения искусства, развернутые во времени, представления и спектакли.

— Выбирайте, — сказала Сенсия.

Ледедже покивала.

— Непременно.

Она снова уставилась вдаль. Позади прошли несколько человек, направлявшихся к дальней оконечности низкой каменной стены. Они говорили на марейне, языке Культуры. Хотя Ледедже теперь не только сама говорила на нем, но и могла, пусть и не без некоторых усилий, поддерживать беседу, единственным языком, слова которого являлись ей на ум без стеснения и промедления, оставался учтиво-вежливый сичультианский, и сейчас они с Сенсией разговаривали именно на нем.

— Вы знаете, что я бы хотела вернуться на Сичульт, — сказала она.

— Это немудрено, — кивнула Сенсия.

— Когда мне позволят туда отправиться?

— Да хоть завтра.

Она повернулась и посмотрела на бронзовокожую собеседницу. Тело Сенсии выглядело нарочито искусственным, будто она была сделана из металла, а не из плоти и костей. Ледедже подозревала, что это так специально.