Последнее слово техники. Черта прикрытия

Гееннисты — Эрруны их мира, те, кто заправлял всей системой Адов, взялись за него. Они пытались достать его публичными речами, намекая, что могут посодействовать в возвращении виртуального двойника Чей из Преисподней, если он откажется от первоначальных показаний и согласится впредь хранить молчание. Прин дал Представительнице Филхэйн и Кемрахту разрешение фильтровать для него такую информацию, чтобы не впасть в соблазн, но он не мог полностью от нее заслониться. Журналисты — как те, кому они соглашались дать интервью, так и одиночки, которые пробивались к нему по комм-линиям — часто спрашивали его, как он намерен отреагировать на эти недвусмысленные намеки. Он не находил ответа.

Через неделю ему предстояло выступить перед Галактическим Советом. И Гееннисты все-таки его выследили.

Проснувшись, он сразу понял: что-то не так. Это было трудноописуемое ощущение. Наиболее точной аналогией была бы, пожалуй, такая: он словно бы заснул на краю высокой скалы и, проснувшись в темноте, понял, что уступ обрывается прямо под его спиной, а с другой стороны сейчас, уже прямо сейчас, если протянуть руку, ничего нет. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло. Ему показалось, что он вот-вот упадет, и он рывком привел себя в чувство.

— Прин, сынок, с тобой все в порядке?

Этот участливый голос принадлежал Представителю Эрруну, старому Гееннисту, который пытался помешать ему выступить в Палате. Как же давно это было, два долгих месяца назад. Конечно, теперь ему казался вполне естественным такой выбор переговорщика с их стороны, но он уверил себя, что это простое стечение обстоятельств.

Прин поднял голову и огляделся. Он был в довольно большой, но тесно заставленной, хотя в целом и комфортабельной, комнате, которая выглядела так, словно ее спроектировал и обставил сам Представитель Эррун, по своему вкусу.

Так, значит, он на самом деле и не просыпался, а комнаты в действительности не существует; они отыскали лазейку в его снах.

Здесь они и станут его соблазнять. Он удивился, как им это удалось. Может, просто спросить?

— Как вы это сделали? — поинтересовался он.

Эррун покачал головой.

— Я не разбирался в технических деталях, сынок.

— Пожалуйста, прекратите называть меня «сынок».

Эррун вздохнул.

— Прин, я просто пришел с тобой побеседовать.

Прин встал и подошел к двери, дернул за ручку. Дверь не открылась. Он повернулся к окну, потом обошел их все по кругу. Вместо оконных стекол были зеркала.

Эррун наблюдал за ним.

Прин указал на стол.

— Глубокоуважаемый член Палаты представителей, — сказал он, — мне ничего не стоит схватить со стола вот эту старинную лампу и попытаться размозжить ей вашу башку. Я не знаю, получится ли, но попробовать могу. Как вы думаете, что из этого выйдет?

— Прин, — промолвил Эррун, — я думаю, что тебе лучше сесть и позволить мне поговорить с тобой.

Прин не ответил, но подошел к столу, снял с него тяжелую масляную лампу, поудобнее перехватил ее обоими хоботами, чтобы кованая подставка выдавалась вперед, и пошел на старого павулианца.

Тот встревоженно посмотрел на него.

В следующий миг Прин обнаружил, что сидит за столом, уставившись старику в лицо.

Он поглядел на столешницу. Лампа стояла на прежнем месте. Представителя Эрруна его выходка, казалось, вовсе не задела.

— Вот это и произойдет, Прин, — сказал Эррун.

— Говорите, зачем приперлись, — ответил Прин.

Старик поколебался, на его лице появилось выражение участливого беспокойства.

— Прин, — начал он, — я не могу знать в подробностях, через что ты прошел, но...