Последнее слово техники. Черта прикрытия

— Э-э, гм, минуточку, господин, — ответила она по-прежнему вполголоса, обратив лицо кверху. Она ускорила передвижение по карнизу. В ее мозгу полыхала воображаемая картинка сцены, занавеса и декораций. Все, что здесь было, казалось огромным, непропорционально удлиненным. Она, наверное, и половины пути не одолела.

— У меня... — начала она и позволила голосу постепенно затихнуть. Так можно выгадать еще пару мгновений, пока у Вепперса совсем крыша не поехала от ярости.

— Главный управляющий сейчас с доктором Сульбазги, господин, — доложил Джаскен.

— Сейчас?

Вепперс, судя по голосу, окончательно вышел из себя.

— Главный управляющий встревожен, господин. Ему, вероятно, хотелось бы узнать, что творится в опере.

— Это моя блядская опера! — громко и четко произнес Вепперс. — Ладно, пускай. Скажи, что мы ищем забравшегося в здание бомжа. Пусть Сульбазги включит все лампы, и мы поступим так же. — Мгновение тишины, и он прибавил раздраженно: — Когда я говорю все, это значит все лампы!

Вот дерьмо, подумала Ледедже. У нее перехватило дыхание, и она заспешила дальше по карнизу, чувствуя, как он лениво покачивается под ее ногами.

— Ледедже, — крикнул Вепперс, — ты меня слышишь, детка?

Она не ответила.

— Ледедже, оставайся, где стоишь. Не двигайся, это опасно. Мы включаем освещение.

Засветились все лампы. Их было меньше, чем она ожидала, и они разгорались постепенно, а не вспыхнули в одно мгновение. Разумеется, большая часть источников света была нацелена на саму сцену, а не на карусельные колосники. Однако света было вполне достаточно, чтобы разглядеть все вокруг. Теперь она получила куда лучшее представление об этих предметах, увидела серые, голубые, белые и черные цветовые пятна на разрисованном заднике, к которому тесно прижималась, но ей так и не удалось сообразить, что же изображено на огромной картине. Сверху над ней угрожающе нависали дюжины массивных объектов реквизита, подчас трехмерных, сложных в исполнении, многометровой толщины, бывшие частью сценок из портовой, городской, сельской, горной или лесной жизни. Все это колыхалось и подрагивало над ее головой, временами согнутое под собственной тяжестью, заполняло пустые потроха карусели, как диковинные рисунки могли бы заполнять страницы какой-нибудь книжки для великанов. Она продвинулась примерно до середины задника и находилась соответственно почти точно на полпути через сцену, а пройти оставалось еще очень много. Пятнадцать метров, если не больше. Немыслимо. Она могла сейчас видеть все, что творится внизу, на залитой ослепительным светом сцене, почти в двадцати метрах под ее ногами. Она поспешно отвела взор. Поскрипывание карниза под ступнями стало ритмичным. Что делать? Как выбраться отсюда? Она подумала о ножах.

— Я по-прежнему... — начал Вепперс.

— Господин, взгляните! Там какое-то движение! Вон та декорация!

— Черт, черт, черт, — прошептала Ледедже и заспешила дальше.

— Ледедже, ты...

Она услышала торопливые шаги, потом кто-то крикнул:

— Господин, вон она, я ее вижу!

— Гребаные ублюдки, — успела произнести она, а потом поскрипывание карниза под ногами стало непрерывным, и она сообразила, что куда-то сползает — поначалу очень медленно. Она сунула руки в футляр и выхватила оттуда оба ножа. Раздался треск, подобный звуку пистолетного выстрела, деревянный карниз треснул и сломался. Она начала падать.

Она слышала, как внизу что-то нечленораздельное орет Джаскен.

Она развернулась, с размаху вогнала оба ножа в рисунок на заднике и сжала их рукояти в поднятых на уровень плеч кулачках, затянутых в изящные перчатки. Она прижалась к заднику так тесно, как только могла, и увидела, как тот начинает разрываться; лезвия, рассекая исполинскую картину, поползли вниз, на сцену, куда перед тем уже свалились неровно обломанные остатки деревянного карниза, окончательно просевшие под ее тяжестью. Ножи могли рассечь задник до самого низа!

Раньше она только в кино такое видела, но там все выглядело гораздо проще. Яростно зашипев, она повернула лезвия так, что они переместились из вертикального положения в горизонтальное. Падение приостановилось, она повисла, держась за рукояти, балансируя на полуразорванном, тянущемся заднике. Ноги болтались в пустоте. Вот же дерьмо, ничего не получается. Ее руки стремительно слабели и начинали подрагивать.

— Что она... — донесся снизу голос Вепперса. — О Господи! Она...

— Господин, прикажите им повернуть колесо, — быстро подсказал Джаскен. — Как только карусель займет нужную нам позицию, они спустят ее на сцену.

— Да, конечно! Сульбазги, давай поворачивай! Сульбазги!..