Последнее слово техники

— Ты так и считаешь, а?

— Считаю? Что я считаю? — Я сама себе казалась персонажем дурацкой мыльной оперы.

— Я это вижу, не отпирайся. Ты считаешь меня сумасшедшим придурком, правда? — сказал Линтер.

— Ну хорошо, — я остановилась на середине пролёта и повернулась к нему. — Я в самом деле считаю, что ты повредился рассудком, раз решил… так далеко зайти. Это… глупо, это тебе принесёт немало вреда. Такое впечатление, что ты просто нас дразнишь, испытываешь корабль. Ты что, пытаешься свести его с ума, или что?

— Нет, Сма, конечно, нет. — Он выглядел раздражённым. — Меня не заботит корабль, но я волновался… как ты это воспримешь. — Он накрыл мою ладонь своими. Его руки были холодными. — Ты мой друг. Ты многое для меня значишь. Я никого не хотел задеть, ни тебя… ни кого-то ещё. Но я делаю то, что кажется мне правильным. Это очень важно для меня, важнее всего, что я делал прежде. Я никого не хочу расстраивать, но… слушай, мне жаль, что вышло так.

Он отпустил мою руку.

— Мне тоже жаль. Но это похоже на увечья. На уродство. На инфекцию.

— Это мы сами — инфекция, Сма.

Он отвернулся и сел на ступеньку, глядя на город и море.

— Мы сами себя изувечили, мы сами над собой провели эксперименты по мутации. Это они — норма, а мы просто очень умные подростки. Дети, дорвавшиеся до самого лучшего конструкторского набора в мире. Они реальны. Они живут так, как должны жить. А мы — нет. Потому что мы живём, как нам взбредёт в голову.

— Линтер, — сказала я, садясь рядом с ним. — Вот твой грёбаный духовный дом, вот край затмившихся мозгов. Это место, которое обогатило нас концепцией Гарантированного Взаимного Уничтожения[46]. Они тут кидают людей в кипящий котёл, чтобы исцелить их болезни. Они тут пользуются электрошоковой терапией. Тут есть даже нация, которая не считает казнь на электрическом стуле чем-то из ряда вон выходящим.

— Продолжай, — подбодрил Линтер, щурясь на дальнюю морскую синеву. — Ты забыла о лагерях смерти.

— Это место никогда не было раем. Оно никогда им не станет, хотя определённый прогресс, разумеется, возможен. Ты отворачиваешься от всех достижений, от всех преимуществ, которых мы добились с тех пор, как преодолели их уровень развития, и ты оскорбляешь их так же, как Культуру.

— Тогда я прошу прощения, — он покачался на корточках, обхватив себя за плечи.

— Единственный путь к выживанию для них — это путь, по которому прошли мы. А ты всё это объявляешь дерьмом. Это ментальное дезертирство. Они тебя не станут благодарить за то, что ты сделал ради них. Они скажут, что ты съехал с катушек.

Он покачал головой, всё ещё держа руки на предплечьях и глядя вдаль.

— Может быть, они пойдут своим путём. Может статься, им не понадобятся Разумы. Может быть, им не нужно будет такое технологическое изобилие. Они могут всего этого добиться сами, и даже без войн и революций… просто… поверив в это. Более естественным способом, чем те, что доступны нашему разумению. Естественность. Вот это они всё ещё понимают очень хорошо.

— Естественность?

Я расхохоталась.

— Ты сам — наилучшее доказательство того, что ничего изначально естественного не существует. Они тебя просветят в алчности, ненависти, ревности, паранойе, бездумном религиозном поклонении, страхе перед Богом, а прежде всего — ненависти ко всему, кто отличается от них самих. Белым. Чёрным. Мужчинам. Женщинам. Гомосексуалистам. Вот такое поведение и впрямь кажется естественным для них. Собака пожирает другую собаку и ищет, кого бы ещё сожрать, и никаких тебе костылей для неудачников… Вот дерьмо! Да они так уверены, будто естественное поведение им более всего подобает, что они тебе станут заливать, как естественны страдания и зло, как они необходимы, чтобы удовольствия и добросердечие стали за них наградой. Они тебе докажут, что любая из их тухлых долбаных систем управления единственно верна и судьбоносно естественна, что это единственный верный путь в будущее; но единственное, что для них и вправду естественно, так это — защищать свой грязный чулан до последней капли крови, а в моменты передышки трахать всё, что движется. Они ничуть не более естественны, чем мы сами. Так ты договоришься до того, что амёба — ещё естественней, чем они.

— Но, Сма, они ведь живут согласно велениям их инстинктов, или по крайней мере пытаются. Мы так кичимся тем, что наша жизнь строится осознанно. Но мы потеряли чувство стыда. А оно нам тоже нужно. Даже больше, чем им.

— Что?!!! — заорала я.

Я круто развернулась, схватила его за плечи и бешено затрясла.

— Что мы должны сделать? Устыдиться своего сознания? Ты спятил? Что с тобой творится?! Да как у тебя язык повернулся такое ляпнуть??!!