Последнее убежище (сборник)

– Не могут, – зло обрываю я. – Давай свою дурь. И уточняю: по три на брата.

– Молодцом, – старый воин вновь щедрится на похвалу. – Был бы не таким конченным засранцем, мог бы стать неплохим солдатом.

– Да пошел ты…

* * *

– Проверка связи! – шипит в ухе одолженный Додоном наушник. От неожиданности вздрагиваю: громкость выкручена на полную катушку.

– Слышу, слышу…

– Динамик не вздумай закрутить, – вновь раздается надсадный хрипящий голос. – Скоро все превратится в ад, а в аду стоит такой грохот, что…

– Понял, конец связи! – Я грубо обрываю, не нуждаясь в объяснениях. От уколов кружится голова, глаза режет, а в ушах без остановки что-то шумит – наверное, кровь прилила к голове. Сейчас бы посидеть парочку минут, оклематься. Однако сначала надо расставить людей по оговоренной с мерзопакостным площадником схеме, тогда и…

Поначалу робко, еле слышно, а потом, все увереннее набирая ни с чем не сравнимую силу, сверху раздается колокольный набат. Через минуту его мелодичный и одновременно напористый перезвон наполняет все пространство вокруг, изгоняя извечную тишину пустынного мертвого города далеко за его пределы. Запрокинув головы, все – и площадники, и динамовцы – устремляют восторженные взоры на раскачивающиеся в вышине колокола. Металл поет. Пусть прощальную песню, за которой уже не будет ничего, – неважно! Если ты слышал, как рыдает и смеется железо, тебе больше нечего бояться в этой жизни. Священный металл зовет в бой, наполняя душу трепетом и отвагой, вселяя… пусть не надежду, ее нет ни у кого, но ощущение ненапрасности самой последней жертвы, что может принести один человек ради другого…

– Ребята, по местам! – с неохотой нарушая волшебство момента, я все же расталкиваю своих людей и заставляю вспомнить о задании: стоять насмерть. Что бы ни творилось вокруг.

Сердце превращается в наковальню. Сумасшедший молот без устали обрушивается на нее, отбивая нечеловеческий ритм. Удар, удар, еще удар, тишина – пламенный мотор захлебывается, не в силах прокачать стремительно ускоряющееся алое кровавое топливо. Судорожно хватаюсь за грудь и падаю на колени, глотая ртом воздух.

– Заводись, бейся, бейся! Давай, родное, не подведи!

Слабый удар, провал, укоризненное безмолвие в оглохших ушах.

– Давай!

Кровь с неимоверным усилием пробивается через уже почти сдавшееся сердце и безумной энергией оживляет его.

– Давай!!!

Удар, удар, удар!

«Работай на износ, не жалей ни себя, ни меня, только дай еще полчаса… – я шепчу, я молю. Удар, удар, удар! – Только не сбейся, не умри раньше своего хозяина!»

Ток крови увеличивается, она прорывается к каждой клетке организма, неся в себе бурлящую силу. Бурый туман застилает глаза, что-то вязкое хлещет изо рта, ушей, носа, превращая все лицо в красную маску смерти… Я знаю этот соленый, терпкий вкус, успел привыкнуть к нему за годы После. Вопреки всему он бодрит, возвращает в сознание. Вперед!

Вскакиваю и… ничего не вижу. Черное, густое марево затмевает все вокруг. Чувствую всеобщее движение – земля под ногами трясется и вздрагивает. Повсюду странные тени, они мечутся, кружатся в странном и неестественном танце. Тяжелое, хмурое небо обрушивается на меня. Кричу, в немом ужасе вздымая руки, словно потерявший разум атлант, в безумии тщащийся удержать божественный купол мироздания. Что-то происходит: вижу искаженное страхом лицо. Человек безмолвно кричит, его губы складываются в слова, лишенные звучания и смысла.

Имя! Он без устали повторяет мое имя! Сквозь залитые кровью уши прорывается звук, порождая в мозгу тревожный сигнал – этот мир зовет меня. Он целиком состоит из грохота, визга пуль и стонов, превращаемой в прах плоти…

– Геракл! Геракл! Очнись, Паша! Геракл!

Этот мир просит, молит своих жертв броситься на алтарь…

– Паша!

Этот мир выпьет наши души, но такова участь всех солдат – убивать и умирать.

– Геракл!!!

Уворачиваюсь от очередной пощечины и перехватываю руку своего бойца:

– Я в норме. Сколько времени прошло?

– Павел Александрович, слава Богу! Тут ад! Три минуты всего…

– Давай, Петя, беги, со мной все в норме, правда. Давай…

Сквозь непрекращающийся рев войны слышу громкое: «Жив командир, теперь зададим жару…»

Пора наверстывать упущенное. Автомат рычит и стонет, рвется в бой. «Сейчас, друг, потерпи, все только начинается…»

* * *

Они осторожно хлопают меня по плечам: «Как же ты вовремя, командир!». Озираюсь по сторонам – горячка боя не отпускает, древние инстинкты хищника и охотника требуют новых жертв. Но перекресток перед церковью пуст, лишь горы трупов…

«Девять минут. Первая волна».

Кто это говорит? Глаза с трудом фокусируются. Додон! Усмехается:

– Передоз, или зассал поначалу?

Скрипучий, царапающий уши смех.

– Мне нельзя останавливаться, – хриплю, не узнавая собственный голос. – Второй раз сердце не заведу!

Враг пристально смотрит, его рот больше не кривится презрением.

– Держи.

В мои руки ложатся огромный мачете и десантный нож. Голая сталь – она поет. Древние, забытые и вновь возрождаемые смертью гимны. Сталь горит от вожделения, молит: «Ороси меня кровью».