Последнее волшебство. Недобрый день. Принц и паломница

У дворцовых ворот их встретил Габран. Он молча выслушал возбужденный рассказ Гавейна, ласково заговорил с Мордредом, кликнул слуг и поручил им доставленную живность («Козу надо сейчас же, сей же миг подоить!» – настаивал Мордред), а мальчиков поспешно увел прямиком во дворец.

– Нужно известить королеву. Я иду к ней. Мордред, ступай переоденься и приведи себя в порядок. Она непременно захочет переговорить с тобой. Гавейн, отправляйся с ним.

Габран торопливо ушел. Гавейн проводил его взглядом, сощурившись, как если бы пытался рассмотреть нечто далекое и яркое, и пробурчал себе под нос:

– В один прекрасный день, мой красавчик Габран, ты перестанешь распоряжаться принцами, словно собственными псами. Мы-то знаем, чей пес ты! Да кто ты такой, чтобы приносить вести моей матери вместо меня? – Принц оглянулся на Мордреда и широко усмехнулся. – Ладно, сегодня пусть себе идет, я даже рад! Пойдем, нам не мешало бы умыться.

Близнецы расположились в спальне, усердно делая вид, будто поглощены каждый своим делом; в действительности же им явно не терпелось взглянуть на новообретенного сводного брата. Агравейн, сидя на кровати, вострил кинжал на оселке, а Гахерис, устроившись на полу, натирал жиром кожаный ремень, чтобы придать ему гибкости. Гарета не было.

Коренастые, крепко сложенные, двойняшки унаследовали и рыжие волосы, и румянец, отличавшие всех сыновей Моргаузы от Лота, а недовольное выражение этих лиц не сулило гостю ничего доброго. Но, по всему судя, близнецам дали понять, что Мордреду должно оказать добрый прием, ибо поздоровались они достаточно вежливо, а затем уставились на пришлеца во все глаза – так скотина разглядывает странное и, возможно, опасное существо, что ненароком забрело на пастбище.

Подоспевший слуга внес таз с водой и полотенце. Гавейн подбежал к сундуку с одеждой, скинул вещи Мордреда на свою кровать и принялся рыться внутри, ища собственное платье. Мордред тем временем стянул с себя тунику.

– Ты для чего наряжаешься? – осведомился Агравейн.

– Матушка нас требует, – донесся приглушенный ответ.

– Зачем? – спросил Гахерис.

Гавейн метнул в сторону Мордреда взгляд, яснее слов говоривший: «Ни слова. Пока нельзя». А вслух отозвался:

– Не ваше дело. Вам скажут позже.

– И этот тоже пойдет? – Агравейн указал на Мордреда.

– Да.

Агравейн замолчал, наблюдая, как Мордред облачился в новую тунику и потянулся за поясом из выделанной кожи с ножнами для кинжала и крючком, на который крепился рог. Мальчуган застегнул пряжку и огляделся в поисках оправленного в серебро рога, давеча врученного ему Эльсой.

– Вон он, на подоконнике, – сообщил Гахерис.

– Тебе вправду его дали? Повезло тебе. Красивый, ничего не скажешь. Я его для себя просил, – проговорил Агравейн.

В его словах не прозвучало ни обиды, ни гнева, ни искры чувства, но Мордред на мгновение вскинул взгляд в его сторону и снова отвернулся, привешивая рог к поясу.

– Такой был только один, – бросил через плечо Гавейн. – А у вас с Гахерисом все должно быть одинаковое.

– Гарету, верно, подарят золоченый, – отметил Гахерис тем же невыразительным, отнюдь не детским тоном.

И снова Мордред оглянулся, и снова опустились ресницы. Холодный, рассудочный ум принял услышанное к сведению и запомнил на будущее.

Гавейн утерся сам и перебросил полотенце Мордреду, тот поймал его на лету.

– Ты давай быстрее, нам еще ноги мыть. Она на свои ковры не надышится. – Мальчуган оглянулся по сторонам. – А Гарет куда подевался?

– У матери, где ж еще, – откликнулся Гахерис.

– А ты ждал, что на торжественную встречу сойдется семейство в полном составе, э, братец? – подхватил Агравейн.

Беседовать с близнецами все равно что разговаривать с живым мальчишкой и его отражением, подумал про себя Мордред, вытирая ноги.

– Время терпит, – резко отпарировал Гавейн. – Увидимся позже. Пойдем, Мордред, нам пора.

Мордред выпрямился, расправил мягкие складки новой туники и поспешил за Гавейном к выходу. Слуга, возвратившийся за чашей, распахнул дверь. Гавейн, не задумываясь, помедлил у порога, пропуская гостя вперед, как то и подобает хозяину. Затем, словно вдруг опомнившись, поспешно прошел первым, предоставляя Мордреду идти следом.

У дверей королевы, как и прежде, дежурила стража. При приближении мальчиков копья опустились.

– Вам нельзя, принц Гавейн, – объявил один из часовых. – Таков приказ. Требуют только его.

Гавейн резко остановился, затем с каменным лицом отступил в сторону. Мордред оглянулся на брата, уже готовый оправдываться; тот поспешно отвернулся, не говоря ни слова, и зашагал прочь по коридору. По пути Гавейн окликнул слугу, и голос его зазвенел под сводами – по-королевски властный, нарочито требовательный.