Последнее зелье

Кореша Черепа подскочили с двух сторон. Один ударил Тьери в спину, неожиданно сильно, и колдун упал. Дальше дело было за малым, и в ход пошли тяжёлые армейские сапоги и рваные кроссовки, которые ходили по рёбрам и по почкам Тьери. Кто-то не забыл и о голове – это был Череп. Он опустился на одно колено, как джентльмен, и с размаха ударил Германа в глаз позолоченным перстнем. Потом ещё раз по скуле, потом ещё раз в нос и едва не переломал его.

Пацаны к тому времени уже поостыли, и «интеллигент» вдруг испугался, ярости Лысого.

«Не убил бы. Вон какой хилый этот цыган».

– Всё, всё, хорош! – крикнул он. Остальные как по команде подхватили инициативу и оттащили Черепа от Германа.

Ухо колдуна кровоточило и в нём сильно звенело. Слышимость поугасла.

Лысый Череп сплюнул:

– Пе**к драный.

– Да хорош ты, ну… – пацаны опасливо поглядывали на колдуна.

Он простонал из его рта вырвался сиплый кашель и кровь брызнула на землю.

– Пошли, пацаны.

– С**а. – не унимался Череп.

– Хорош, пошли отсюда!

Лысый нехотя поднялся. Ему в голову тоже пришло мимолётное опасение о том, не прибил ли он иностранца. Но в тот момент его разум был в стороне. Адреналин стучал в висках и пьяный угар почти прошёл.

Тьери открыл глаза. Левый глаз был цвета крови и болел нещадно, ещё больше болел живот.

Колдун медленно, как раненый зверь, приподнялся, пошатываясь и жмурясь, стараясь унять звон в голове и настроить фокус зрения. Он выплюнул кровь. Часть её растеклась по подбородку. Он вздохнул с сипом и поднял глаза.

Глаза, чьё свечение было столь ярким, что отразилось в зрачках всех четверых его противников!

Парни замерли, как одеревеневшие, не сводя глаз с Тьери, грязного и с окровавленным лицом.

– Это чё за..?

– Бааатюшки…

– Бляяя… – прошептал Череп.

Тьери расправил плечи и что-то в нём хрустнуло. Он сделал глубокий вдох полной грудью, теперь уже без сипа и кашля. Оранжевое пламя, не производящее дыма, показалось на его плечах и между пальцев рук. Как будто он воспламенился, облитый керосином.

– Ну что же, тепьерь можно и поговорьить. – прошипел Герман.

Трое товарищей Черепа бросились в рассыпную. Сам Лысый упал на задницу и попытался ползти, но упёрся спиной в стенку сарая. Его обдало таким страхом, что по его брюкам тут же разлилось мокрое пятно.

Герман ухмыльнулся кровавым ртом. Чернее его в тот момент были только упыри, что жили на болотах в Кракове.

……

Джейн поднесла лёд, завёрнутый в полотенце, к заплывшему глазу брата. Герман поморщился. Ведьма боялась спрашивать. Глаза колдуна горели, тело его пылало жаром.

Он уже вымылся и выбросил грязную и обгорелую одежду в мусорный бак.

На столе перед ним стояло зеркало и несколько пузырьков с зельями, баночки с самодельными мазями, а также бутылка коньяка.

Джейн положила лёд на стол и провела рукой по мокрым кудрям брата. С них капала вода.

Тьери налил на ладонь несколько капель из колбы, стоящей на столе, и перемешал её с густой мазью, поднёс к разбитым губам и пошептал над ней. Затем размазал всё по отёкшему глазу и сверху приложил лёд.

Джейн обняла его за плечи.

– Он жив?

– Конечно оньи живы. У них отменное здоровье и он будьет жить ещё оооочень долго.

Герман глотнул коньяка.

Джейн закрыла глаза. Слова колдуна она понимала именно так, как их стоило понимать.

– Он посмел подьнять руку на мастера. На знахарья. Остальных я тоже запомньил. Ещё не придумал что сдьелать с ними, и тем лучше для ньих, но у меня хорошая памьять, и они дорого за это заплатьят.

– Док, – Джейн сдерживала себя, чтобы не выдать брату тираду о том какой он идиот, к тому же это могло быть чревато тем, что она ещё сильнее разозлит колдуна и попадёт под горячую руку. – Ты хоть представляешь… хоть понимаешь, что теперь будет?

Она снова погладила его по голове.

Колдун подал ей мазь.

– Помоги? – попросил он.

Ведьма намазала синяки на его спине и рёбрах. Тьери провёл по ним ладонью и простонал от боли, сжав зубы.

– Я представляйю, Дженни. И понимайю. Я придумайю такое хитрое закльинание, что никто не поймёт, что пройизошло.

– Даже дураку будет ясно, что это твоих рук дело. И будет ещё хуже. Ты понимаешь? Совет! Они привлекут Совет! Снова!

Герман снял компресс с глаза и поморгал. Отёк спал, но глаз всё ещё оставался красным, и Тьери закапал в него из пипетки другое зелье и вытер щёку платком.

– Плевать мне на Совьет. – ему было искренне плевать.

– Но. Охотники. Они же…

– И на охотньиков плевать.

– Герман! – Джейн не могла больше держать свой страх в узде. – А как же мы? Как же я? На меня тебе тоже плевать?

– Оньи будут наказаны. Я всьё сказал.

Джейн заплакала.

– Ты становишься чёрным. Я не узнаю тебя.

– Если ты так хорошо меня знайешь, то понимайешь, что я не отступлю.

– На этот раз Совет тебя не пощадит.

– Плевать мне на Совьет. – повторил Герман. Он знал, что Джейн сочувствует ему, и от этого ему было ещё больнее. С детства он усвоил призрение к жалости по отношению к себе.

– Док. – Джейн плакала. – Мне страшно. Давай просто уедем? Давай поедем на острова или ещё куда-нибудь подальше?