Последнее желание гейши

– Обнаженная, безумно красивая… Волосы рассыпаны по подушке, срам прикрыт шелковой простыней… Никогда она не была так прекрасна, как в день своей смерти. Я вошла в прихожую – дверь была открыта – встала у входа в ее спальню и долго-долго смотрела на нее. Мне было жаль убивать ее. Я любила ее, несмотря ни на что, как некоторые матери любят своих детей-преступников… – Мадам уставилась невидящими глазами в стену. – Она почувствовала мой взгляд, подняла голову. Когда наши глаза встретились, Афа поняла все… Она улыбнулась мне и сказала: «Я давно этого ждала. И я рада, что это сделаешь именно ты». Я подошла, опустилась на колени рядом с кроватью, зашептала: «Если ты поклянешься, что откажешься от своей задумки, я уйду, ничего тебе не сделав…». Но она остановила меня словами: «Даже если я поклянусь, то не сдержу слова, и ты это знаешь. Поэтому тебе лучше меня убить. Только одна просьба… Вернее, последнее желание. Ведь все преступники имеют право на последнее желание…». Я заверила ее, что сделаю все, о чем она попросит. И она попросила: «Сделай это красиво. Я хочу даже в смерти быть прекрасной». Затем она рассыпала по подушке волосы, вытянула руки вдоль туловища, закрыла глаза, и, улыбнувшись, мотнула головой, как бы говоря «я готова». Я выстрелила ей в сердце… Чтобы не испортить ее прекрасную грудь, взяла чуть выше и чуть ниже… – Мадам судорожно вздохнула. – Я сдержала обещание – сделала Афродиту прекрасной даже в смерти…

Она замолчала, Марго тоже не произносила ни слова. А когда тишина стала давить на уши, Мадам хрипло произнесла:

– Теперь ты знаешь все…

– Поэтому вы должны убить меня?

Мадам подняла на нее удивленные глаза.

– Что ты такое говоришь, дурочка?

– Но я же свидетель… Единственный.

– Если хочешь меня уничтожить, я не буду тебя останавливать. – Она кивнула на дверь. – Можешь хоть сейчас идти в милицию.

– И вы не выстрелите мне в спину?

– Нет… Но я почему-то уверена, что ты никуда не пойдешь… – Она с тоской посмотрела на Марго. – И правильно. Мне и так недолго осталось.

– Что вы такое говорите? В каком смысле «недолго осталось»?

– Я умираю… Так что до суда я, быть может доживу, но положенного срока не отсижу однозначно.

– Вы больны? – все еще не понимала Марго.

– Да… Железобетонная Мадам Бовари, ненасытная Милашка Зингер заканчивает свое земное существование…

– Но что с вами?

Мадам без слов взяла себя за челку, потянула вниз. Огненные локоны сползли с головы, а под ними обнаружился короткий седой ежик.

– У меня рак матки. Последняя стадия. Химия не помогла, но отсрочила смерть… Я должна была скопытиться полгода назад. – Она отбросила парик в сторону. – Все это время я жила ради вас, ради «Экзотика», но теперь могу умереть вместе со своим детищем…

– Но вы едете в Кисловодск лечиться, ведь так? Вам там помогут?

– Я буду принимать ванны, грязевые и минеральные, чтобы облегчить боли. С той ночи, как я убила Афу, они стали появляться все чаще… Так что мы скоро встретимся с ней… в аду. – Она взъерошила свои короткие волосы, улыбнулась и подмигнула Марго. – Но мы и там не пропадем! А теперь уходи, пожалуйста, меня тошнит, а я не хочу блевать при тебе…

Базиль

Потрясая двумя двухкилограммовыми лещами, Базиль влетел в квартиру.

– Митя, Марго, где вы? – Он снял с ног кроссовки, кинулся в кухню. – Я притащил таких красавцев! – Базиль бросил лещей в мойку. – Вам придется кидать жребий: кто будет их чистить! Эй! Где вы?

Ему никто не ответил. Ушли, что ли? Прогуляться решили или в кино сходить… Ну что ж, дело молодое. Пусть гуляют, а лещами он займется сам.

Базиль прошел в комнату, чтобы раздеться, и с удивлением обнаружил на своей кровати Митрофана. Сын лежал с закрытыми глазами, но не спал – это было ясно по дыханию.

– Ты чего тут разлегся?

Тот не ответил, только открыл глаза и как-то потерянно посмотрел.

– А где Марго?

– Ушла, – ответил Митрофан, закрывая глаза.

– Надолго?

– Насовсем.

Базиль присел на кровать рядом с сыном, тряхнул его за плечо.

– Объясни толком, а не бубни, я ничего не понял… Ну!

– Она ушла, папа, что тут непонятного?

– Куда? Зачем?

– У нее поезд вечером. Она уезжает. В Чебоксары, что ли… – Митя еще плотнее смежил веки. – Собрала вещи и ушла…

– И ты ее отпустил? – гневно рявкнул Базиль.

– Она не давала подписки о невыезде. Я не мог ее задерживать.

– Какой же ты дурак, Митька! При чем тут подписка! Ты не должен был ее отпускать, потому что любишь ее!

– Что? – Митрофан открыл глаза и заморгал. – Что ты сказал?

– Что слышал! – Базиль ткнул его кулаком в предплечье. – Она собирается ноги себе ломать! А все затем, чтобы считать себя полноценной женщиной! Но ведь ты любишь ее и такой. Тебе не красота ее нужна, а душа! Чтобы быть настоящей женщиной, необязательно иметь пропорциональные ноги, ведь так?

– Так.

– Вот это ты и должен был ей сказать!

– Ничего я не должен. – Митрофан повернулся к отцу спиной. – И я ее не люблю.

– Ври, ври себе. Только меня не обманешь! Я же вижу, как ты на нее смотришь. Так ты даже на свою Сонечку никогда не смотрел, а она женой тебе была! У тебя и сейчас глаза влюбленного мужчина! Только брошенного.