Последнее желание ведьмы

Мы с Яной сели в дилижанс, отправляющийся к столице. К вечеру должны прибыть в Корнол. Что делать дальше, мы не загадывали, скорее всего, будем искать работу. Яна заметно нервничала. Выросшая в глухом селе, она опасалась столичной жизни, множества людей, шума и внимания к себе. Она не знала, как себя вести, ей не хватало ни образования, ни смелости, ни словарного запаса.

Зато она была очень трудолюбивой, выдержанной и, главное, молчаливой. Вот мы и молчали с ней всю дорогу. Я, зная свою суть, старалась ни с кем не сближаться и не открывать душу. Она в силу своего воспитания робела, почему-то определяя меня как высокородную даму, хоть я не раз и не два говорила, что из простых.

Дилижанс прибыл в столицу глубокой ночью. Возница высадил нас на окраине. Мы сняли крошечную коморку с одной кроватью в придорожной таверне, перекусили на скорую руку и завалились спать. А рано утром отправились искать стойку с объявлениями о найме. Оставшиеся у нас деньги плюс те, которые Питу удалось нам впихнуть, скоро закончатся. Мы уже почувствовали на себе дороговизну жизни в столице, отдав за неделю постоя целый золотой.

Стена пестрела приколотыми бумажками. В несколько едален требовались повара, подавальщицы и мойщики посуды. Мы сорвали три адреса, купили за пару медяков карту Корнола и двинулись в центр, решив пройтись пешком, заодно и осмотреться. Интуиция помалкивала, я сделала вывод, что мы идем в правильном направлении.

В первой едальне нам с Яной сразу не понравилось – грязно, шумно, воняло табаком и прокисшим пивом. Мы даже не встретились с хозяином, нам было достаточно вида посетителей. Во второй за двенадцатичасовой труд платили сущие гроши даже по провинциальным меркам. Оставалась третья. Она находилась чуть дальше, на противоположном конце Корнола, но мы с Яной решили дойти, все равно гуляем.

Едальня оказалась закрыта. На двери висела табличка – государственный арест за неуплату налога.

Расстроенные, мы побрели обратно. Ноги отваливались, на очередном перекрестке я увидела миленький парк со скамейками и фонтанчиком.

– Присядем, отдохнем, – я кивнула в его сторону. Мы зашли вглубь и уселись, вытянув ноющие ноги. Столица нам понравилась. Людей на улицах было немного, сами улицы просторные, идеально чистые. Здания в основном в несколько этажей, с черепичной крышей, большими окнами, палисадниками во дворах. Все было новым и опрятным. Неудивительно, городу всего двадцать лет.

Вдруг за спиной раздалась мелодичная трель. Я обернулась посмотреть, что там за птичка, и увидела в глубине парка скрытое за листвой небольшое двухэтажное здание с выставленными перед фасадом столиками. Все четыре пустовали. Над входом висела перекошенная выцветшая вывеска «Кондитерская». Меня словно магнитом потянуло к ней. У входной двери трепыхался крошечный листочек: «Требуются работники. Оплата по договоренности».

«Почему бы и нет?» – подумала я и толкнула входную дверь. Интуицию я с недавних пор слушаю беспрекословно, и она привела меня сюда.

Заведением владела госпожа Лисицына, вдова пятидесяти лет. Ей было тридцать, когда она, муж и двое детей переехали в быстроразвивающийся городок на окраине королевства. Женщина была полна сил и энергии. Сначала их дело процветало, затем один за другим сыновья разъехались, муж умер от сердечной жабы, и женщина осталась совсем одна. Постепенно кондитерская пришла в упадок. Здание нуждалось в ремонте, ассортимент не обновлялся лет пять, помогала ей всего одна служанка, почти подросток, ничего не умеющая, только бить при мытье посуду и глупо хихикать.

– Мы согласны получать процент от выручки, – произнесла я в конце хозяйкиного монолога о бедственном положении кондитерской. – Будьте уверены, через месяц от посетителей не будет отбоя.

Женщина только скептически хмыкнула, но на наши условия согласилась.

Спустя год.

– Нет-нет! Я ничего не хочу слышать! – Амалия была неумолима. – Все бумаги я подписала, кондитерская теперь твоя.

– Но вы могли бы просто назначить меня управляющей… – я с улыбкой смотрела на копошащуюся женщину, пересчитывающую чемоданы.

– А вдруг бы мои дорогие сыночки после моей смерти выгнали тебя? И продали кондитерскую – дело всей моей жизни?

Старший из дорогих сыночков, плотный видный мужчина с окладистой бородой, стоящий неподалеку, только скептически ухмыльнулся. После долгих уговоров Амалия, наконец, согласилась уехать к нему в Розалин, что в соседней провинции. Городок стоял на берегу моря. Семья Лисицыных владела несколькими торговыми шхунами и занималась поставкой и продажей пряностей. Прибыльное занятие – я оценила и богатый экипаж, запряженный двумя породистыми лошадками, и массивную золотую цепь на шее, и бархатный камзол с вычурными пуговицами. Недавно у мужчины родился сын, третий по счету, и бабушка была бы очень кстати.