Последняя акция

— Пожалей, пожалей Галочку, — веселился Миша. — А я пока заварю чай. — Он налил в заварочный чайник воды, поболтал немного и вылил содержимое за окно. — Ты думаешь, она написала донос на Мартынову из благородных помыслов? — Он залил кипятком заварку и накрыл чайник полотенцем. — Тамару ей стало жалко три года спустя или этих несчастных мальчиков? Ни фига! Себя ей было жалко, что сидит четвертый год в инструкторах райкома и не двигается. Метила на место Мартыновой, но кто-то ей предложил место Валерич. Тонька не желала видеть ни Буслаеву, ни Мартынову на своем месте. В «резерве» у нее был ты. Ты, а не Галка!

— Со мной могли возникнуть проблемы — армия, — напомнил Юра.

— Фигня! Для них это не проблемы! — Миша вновь стал ходить по комнате. — Кто ее мог протолкнуть в обком? Думай, Юра.

— И думать нечего… — Юра сделал паузу и по слогам произнес: — Ста-цю-ра. Сам он из-за матери дальше двигаться не мог, зато двигать мог любого. А на хрена ему, спрашивается, Буслаева со своими доносами? Думаю, он ее побаивался.

— Подожди-ка, — остановил его Миша. — Ты считаешь — Ваня знал, что письмо написал не ты, а Буслаева?

— Если они не написали его вместе, — предположил Соболев. — В случае огласки пострадал бы еще и Данилин. Стацюра наверняка шантажировал Колю этим письмом, и тот поспешил убраться.

— Все бы так убирались! — хмыкнул Миша. — Что сталось потом с Данилиным?

— Не знаю.

— Сдается мне, милый Юра, — Блюм аккуратно разливал в чашки чай, — что-то выплыло из тех безмятежных времен, о чем ты даже не догадываешься, и потому тебя хотят убрать с глаз долой!

Они сидели на пирсе, опустив ноги в теплую воду.

— Надеюсь, меня теперь никто не схватит за ногу? — припомнила Лариса. — Хотя наличие нечистой силы в этих краях уже доказано!

Миша посмотрел вдаль. Сегодня, как и в предыдущие дни, свечения не было.

— Ты знала Мартынову Надю? — неожиданно спросил он.

Тренина сначала даже не поняла, о ком речь.

— Тоже мне, вспомнил на ночь глядя! — возмутилась она. — Может, она и носится в этих лесах на помеле? Ведьма была первостатейная! Весь райком от нее рыдал! Ее даже прозвали Геллой.

— А как она ушла из райкома, ты не знаешь? Ведь лет ей было, кажется, немного?

— Я тогда уже не работала. Говорили, будто переехала в другой город.

— А в какой?

Лариса призадумалась.

— В Ростов, кажется. Точно не помню, но что-то южное.

— А чего ради незамужняя женщина вдруг бросает все и едет в Ростов?

— Откуда я знаю? — Лариса пожала плечами. — Всякие могут быть обстоятельства! Например, больная мать или какая-нибудь перспективная работа… — Лариса вынула ноги из воды и обхватила их руками, упершись подбородком в колени. — А почему ты меня спрашиваешь о Мартыновой? Юра, наверно, вспоминал?

— Да, — не стал скрывать Блюм.

— Благодаря ему ее «ушли»! — ухмыльнулась Лариса.

— А благодаря кому ее «пришли»?

— Понятия не имею. Я в райкоме работала с восемьдесят первого. Надя уже сидела в инструкторах.

— Значит, ее «пришли» до восемьдесят первого, — сделал вывод Миша. — Из учителей?

— Скорее, из пионервожатых, потому что у Нади было не педагогическое образование, а, если я не ошибаюсь, юридическое. — Тренина вдруг ни с того ни с сего расхохоталась.

— Что с тобой?

— Да вспомнила кое-что! — Она махнула рукой. — К нашему разговору это не имеет никакого отношения.

— А все-таки? — хотел знать Миша.

— Галка Буслаева две недели назад, когда я была у нее, сказала, что все пионервожатые, каких она знала, почему-то имели дефект речи. — Лариса опять стала серьезна и даже немного грустна. — Вот и Мартынова слегка пришепетывала и неприятно брызгала слюной.

— Может, Данилин ей посодействовал? — вернул разговор в прежнее русло Блюм.

— Что ты! Коля пришел в один год со мной. У Надьки всегда была своя «мохнатая рука» в райкоме партии. Думаю, что все исходило оттуда. — Лариса поправила челку, съехавшую ей на глаза, и сказала: — Я не понимаю, чего вдруг вы вспомнили о ней. Нади давно нет в городе, и потом, насколько мне известно, ее интересовали мальчики, а не девочки. Мальчики, надеюсь, еще не пропадают?

«Ага! — смекнул Блюм. — Значит, растление мальчиков не такая уж страшная тайна, как думает Соболев, если даже Лариса знает о ней». Но сейчас его заботило не это, а одна очень важная деталь, случайно промелькнувшая в их разговоре, и Миша, переваривая нечаянно полученную информацию, не знал, как опять вернуться к ней, и потому молчал. Тренина же в продолжение беседы о Мартыновой разглагольствовала о том, как в комсомоле не ценили кадры и разбрасывались людьми.

— Взять того же Соболева, — возмущалась Лариса, — талантливый парень, а его пять лет мариновали в заводском ПТУ, у черта на куличках! Дали бы ему помещение в центре города для подросткового клуба, и потянулись бы к нему ребята без всякой рекламы! Он на них действовал как магнит. Дети лучше самых авторитетных специалистов чувствуют гениальность. Конечно, Юрке пора уже делать что-то более серьезное, чем детские утренники.

— Как ты сказала? Утренники? — переспросил Миша.