Последняя аристократка

Теперь он старался проводить в своем новом доме все свободное время и, чего греха таить, попросту отлынивал от службы. Он уходил с работы пораньше, но был уверен, что Аренский, которому, кроме службы, нечего было делать, его не подведет. Так на самом деле и было.

В тот памятный день Арнольд был один в кабинете, когда охранник привел к нему для оформления заключенного - досрочно освобождался один из социально-близких, вор-медвежатник Егор Кизилов по кличке Комод.

Арнольд выписывал ему отпускное свидетельство и уже собирался отдать документы секретарю, как вдруг что-то в поведении Кизилова его насторожило. Какая-то ненормальная суетливость. Понятно, выходил на свободу на год раньше: тут и радуешься, видимо, и не веришь, и боишься: а вдруг передумают?

Но суетливость Комода была смешана со страхом, хотя, на первый взгляд, бояться ему было совершенно нечего.

Словом, интуиция Аренского издала сигнал тревоги. Аполлон учил, что в таких случаях внутреннему голосу лучше довериться.

- Посиди-ка, подожди, у меня бланки кончились, - сказал он Комоду, а выйдя, приказал охраннику. - Одна нога здесь, другая - там, вызови сюда товарища капитана. Скажи, срочно. Понял?

Аполлон явился тотчас. Арнольд никогда прежде за ним не посылал, значит, случилось нечто из ряда вон выходящее.

- Побег? - спросил он, взбегая по ступенькам.

- Наверное, ты будешь смеяться. Дурное предчувствие.

- Не буду. Ты знаешь, я верю в предчувствия. Мы с тобой волки и должны доверять своему нюху.

- Ты знаешь, сегодня мы отпускаем Кизилова.

- Знаю. Комода.

- Так вот, очень уж он волнуется. Напряжен, как взведенный курок. Может, его вши заели, а я тревогу поднимаю?

- Напомни, кто давал представление на его досрочное освобождение?

- Приходько.

Этот майор был начальником административной части, и оба офицера знали, что втайне он ненавидит их обоих, но особенно Аполлона, а так как ссориться с ИСЧ в открытую он побоится, то будет ждать подходящего случая. И какой у него может быть подходящий случай? Само собой, все тот же донос, но отправленный не обычной почтой, а переданный, так сказать, из рук в руки.

Правда, в его ходатайстве за Комода никто ничего особенного не видел. Три месяца назад тот помог Приходько, когда он потерял ключи от сейфа. Кизилов очень аккуратно открыл шкаф и достал документ, который майору срочно потребовался.

- Понятное дело, прошмонали его больше для очистки совести - что можно тащить на волю из лагеря? И где, ты думаешь, он повезет маляву, или что там ему вручили?

- В шапке, - высказал предположение Арнольд. - Уж больно бережно он её на коленях держал.

Глава восьмая

Наташа шла с Катей по улице, и обе все говорили, крутили так и эдак им обеим трудно было забыть несчастное заплаканное лицо Тани Поплавской. Больше всего их угнетало чувство собственной беспомощности. И не верилось самим себе: неужели Поплавским ничем нельзя помочь?

- Ната, почему, ты думаешь, Ян своих женщин отправил, а сам в Москве остался? Чувствует себя виноватым или органов не боится?

- Думаю, Катюша, и в этом весь пародокс, что он не одинок в своих попытках переломить ситуацию. Наверное, вы с ним в этом похожи. Он не только не считает себя виноватым, но и надеется, что с ним разберутся и выпустят его на свободу.

- А жену с дочерью он из Москвы все же отправил.

- Потому что в отношении своих близких он руководствовался интуицией им здесь оставаться опасно, их жизнями он рисковать не мог, а в отношении себя - логикой. Мол, в народном государстве такого просто не должно быть!

- Странное у меня сейчас настроение, - задумчиво сказала Катерина. - В первый момент после рассказа той женщины, помнишь, о лагере, Горьком, расстрелянном мальчике, я испытала шок. Мне хотелось умереть. Потом появилась жажда деятельности: надо что-то предпринять, так жить нельзя. Теперь пошла как бы третья волна: может, все обойдется? Это просто паника. А что если в лагеря отправляют настоящих врагов народа? Все-таки продолжается незримая гражданская война, классовая борьба...

- Кажется, мы с тобой поменялись ролями. Теперь мне хочется ставить твои слова под сомнение. Ты считаешь, что рабочие сражаются с крестьянами? Раз уж буржуев мы извели под корень. Кстати, насчет войны. Ты помнишь из истории войну 1812 года? Разве были тогда изменники или всякие там шпионы?

- Может, и были, а историки не стали об этом упоминать?

- Все равно, если они были, как теперь, в большом количестве, думаю, уж какой-нибудь писатель наверняка оговорился бы. А ведь народ тогда при крепостном праве жил. Кого они защищали, своих крепостников?

- Родину они защищали!

- Правильно. Это-то и странно. Мы строим новое общество, а врагов все больше становится. Либо мы строим не то, что декларируем, либо наши методы строительства, мягко говоря, ошибочные.

- Мы ломаем голову над тем, в чем должны разбираться политики или экономисты, а как обычные граждане надеемся, что справедливость в конце концов восторжествует.