Последняя битва

– Аяксы застряли в лесах, – выпалил Антенна. – Сажай его! Тут зараженные повсюду!

– Вьетнам, давай скорей! – добавлял Калеб.

Но я застыла, глядя на огромный сугроб. Его форма была необычно ровной, как будто кто-то вылепил искусственный шар. А папа ходил вдоль него и все приговаривал:

– Звезда. Моя звезда.

– Что это? – спросила Тесс.

Она тоже поняла, что под снегом что-то прячется. Папа смотрел на нас, улыбаясь.

– Моя звезда! Пришельцы гнались за мной! Я сел в звезду и упал!

А потом он обошел странный объект и исчез где-то внутри сугроба.

– Папа?

Я бросилась за ним. Сердце в пятки ушло, когда я поняла, что он мог опять начать играть в догонялки. Но за поворотом я увидела углубление в сугробе, а потом обомлела, когда поняла, что там открытый люк. Из него вылезла голова папы, он не переставал улыбаться, а потом позвал рукой.

Мы залезли в странное сооружение друг за другом. Никто из нас не понимал, где мы оказались и на что смотрим.

Здесь было тесно и мы едва поместились все вчетвером. Мы включили фонарики и стали осматриваться. На стенах висели мониторы, переключатели, пульты управления, а посреди непонятного шара на мощном постаменте четыре кресла с пятиточечными ремнями.

Я увидела, как в свете фонаря у Антенны выпучились глаза, и он воскликнул:

– Космический корабль!

– Что? – переглядывались мы озадаченные.

А он растолкал нас и указал пальцем на иероглифы над центральным пультом управления.

– Вьетнам, здесь ведь написано «Шеньчжоу», так? – Антенна был взбудоражен.

Фонарик в моей руке трясся, но я даже без его света смогла прочитать светящуюся надпись. Я кивнула.

И тут Антенна издал нехарактерный для него тонкий писк, я еще никогда не видела его столь взволнованным.

– Это пилотируемый космический корабль для доставки экипажа на космическую станцию! Поверить не могу, что вижу его вживую!

– Космический корабль? – удивился Калеб, изумленно разглядывая панели управления.

– В две тысячи двадцать втором году Китай запустил на орбиту собственную модульную космическую станцию. Корабли «Шеньчжоу» доставляли на нее экипажи.

И, словно в подтверждение слов Антенны, папа сел в переднее кресло и нажал несколько кнопок. Панели зажглись тусклым светом, ожили мониторы, а под ногами что-то зажужжало.

– Видимо, корабль прибыл сюда со станции, но странно, что его оставили, да и приземлился он в странном месте, – Антенна размышлял на ходу, медленно пробираясь к догадке, хотя я уже постигла ее.

Из моих глаз потекли слезы, пока я наблюдала за отцом, который уже вводил неизвестные никому последовательности на компьютере с такой уверенностью, словно был здесь уже раньше.

– Но как твой отец узнал о нем? – удивленно спросил Калеб.

– Вот как.

Антенна открепил от стены фотографию, на которой были изображены четыре человека возле корабля – последний экипаж космической станции. И среди веселых лиц было лицо шустрого китайца – моего отца в молодости.

– Очуметь! – воскликнул Антенна. – Вьетнам, твой отец – тайконавт!

Я закрыла рот рукой и зарыдала. На плечо тут же упала рука.

– Эй, ты чего? – Калеб мягко пожимал меня за плечо. – Твой отец – герой. Это повод для радости, а не слез, – говорил он.

А я никогда не смогу им признаться в том, что всю свою жизнь презирала отца и считала его умалишенным.

Антенна уже наплевал на мои нравственные страдания и сел в кресло рядом с папой, пока тот продолжал переключать кнопки и жать на дисплеи экранов, активируя агрегаты корабля, который все это время питался энергией солнца.

– Эй, Лин, а что произошло там наверху? – Антенна вгрызся в кость папы и теперь ни за что не отпустит, пока не узнает хотя бы толику о космических путешествиях.

Папа оторвался от экранов и посмотрел на нас. Он указал пальцем в небо и произнес:

– Хорошо. Там хорошо. Звезды, много звезд. Тишина. Спокойствие. Легко. Воздух сушит. Паришь. Чернота. Одиноко-одиноко. Грустно. Дом голубой. Дом большой внизу. Красивый. Очень красивый.

Папа смотрел сквозь нас, уносясь далеко во времени и пространстве, далеко в прошлое и далеко в небо. А я не могла остановить свой плач. Папа так много говорил. И так много разных слов. Почему он не рассказывал мне раньше? Почему не позволил мне гордиться им?

Вдруг папа нахмурился, а потом продолжил:

– Пришельцы. Злые пришельцы. Сначала один. Потом второй. Ели пальцы. Ели друг друга. Плохо… чернота. Одиноко-одиноко. Грустно. Дом голубой. Дом большой внизу. Звал. Дом. Звал.

Папа обвел руками вокруг.

– Звезда. Священная звезда. Домой. Пора домой. Я упал на звезде. Я откололся и упал.