Последняя битва

На пятый день со стороны Халпы вернулся посланный на разведку слуга. Он еле отдышался, вылакал пару литров воды и, когда очухался, сообщил о том, что в городе вооружили ополчение и в казармах появились наёмные хетты. По слухам, они собираются отомстить за отправленные в погоню и уничтоженные колесницы. Заодно они обещали схватить беглого царевича и притащить его в цепях, а в-третьих, уничтожить пришлую из Вавилона банду. Сообщив это, слуга завалился спать под дерево. А мы с царевичем, тысяцким и сотниками наморщили лбы. На выбор имелось три варианта действий: либо ждать хеттов и халпийцев здесь, либо отойти к Мари, либо атаковать самим, пока противник не готов к выступлению. После недолгих споров наш военный совет решил атаковать. Тем более что ударная группа из полутора сотен колесниц, двух сотен пеших лучников и четырёх сотен копейщиков позволит это сделать достаточно стремительно.

На другой день с утра пораньше в путь отправились четыре сотни копейщиков, которым не нашлось места в колесницах. С учётом разницы в скорости, колесницы пойдут за ними через сутки, завтра с утра.

Наша команда во главе с принцем Ником отправилась в поход на трёх трофейных колесницах. Однако уже через час невыносимой трясучки я серьёзно задумался, а не пробежаться ли мне до Халпы на своих двоих. С прикушенными языками, ноющими зубами и отбитыми внутренностями вечером на стоянке мы всерьёз рассматривали возможность перехода до места егерским маршем: пять минут бега, пять минут быстрого шага. Остающуюся с принцем на колеснице пару стражей решили выбрать жребием.

– Кстати, Черч, не напомнишь, кто совсем недавно намекал, что приладит к колеснице амортизаторы? Слово надо держать.

– Уж и погорячиться нельзя, – смущённо прокряхтел Черчилль, – ишь ты, за язык поймал. Только скажите на милость, где я вам тут рессорную сталь найду?

– А, какое нам дело, – проворчал Ставр, потирая растрясённую печень, – промёл языком, будь добр исполнять. Даём тебе второй шанс, третьего не будет. Иначе… стыд и позор. Вернёмся домой беззубыми заиками с отбитыми потрохами, и всем расскажем.

– Вот же на свою голову накаркал, – поскрёб макушку Черчилль.

Вечером следующего дня с северного направления мы вышли к предместьям Халпы. Впереди раскинулись пригородные поля и сады, перемежающиеся пальмовыми рощами, виноградниками на склонах холмов и плантациями оливы. Вернувшиеся из разведки лазутчики сообщили, что халпийцы начали сворачивать лагерь, готовясь к походу. Колесницы поставлены в колонну по две, но лошади пока стреножены и пасутся неподалёку. На военном совете мы с грехом пополам выработали план сражения и собрались расходиться, когда мне пришла в голову важная мысль:

– Погодите. Мы не решили одну задачу. Поскольку доспехи, оружие и колесницы у нас и халпийцев одинаковые, как будем отличать в сражении своих от чужих?

Все задержались и задумались. Меня ненамного опередил Ворон:

– Надо каждому воину и каждой колеснице дать отличительный знак.

– Какой ещё знак? – взъерошился Стерх, – ты ещё погоны им повесь.

– Не погоны, а повязки на руку или на шлем и на колесницах поставить копья с повязкой на древке или флажки.

– Ред Ворон дело говорит, – задумчиво протянул тысяцкий, – две четверти луны назад вблизи Мари нам встретился караван из Финикии. Они любезно поделились с нами частью товара. Насколько я помню, среди той добы… тех подарков было немало пурпурной ткани. Вот ту ткань и распустим на ленты и флажки. Пусть воины повяжут их на шлемы и на правые руки, а колесничие сделают флажки на копьях.

– Решено. Так и сделаем. Угул Никимел, ты не против? – Я сделал вид, что не обратил внимания на сомнительное приобретение той ткани.

– Всё верно. Отныне пурпурные повязки будут отличительным знаком моей армии.

Ночью мы тихо переместили пехоту и лучников на удобные позиции. Отряд колесниц разделился. Группа в полсотни колесниц укрылась за холмами слева, а сотня отправилась в глубокий обход, чтобы в нужный момент ударить противнику в тыл. По фронту должны были встать четыре сотни копейщиков и сотня лучников.

Утром меня слегка потряхивало. Мужики тоже волновались. А вавилоняне были поразительно спокойны. Они поправляли снаряжение, точили и правили оружие, шутили и переругивались.

– Железные мужики, – проговорил Сфера, – скоро на смерть идти, а им хоть бы хны.

– С железом ты явно погорячился, бронзовый век, как-никак, – хмыкнул Ставр, – эти воины много раз смотрели смерти в лицо, выжили, привыкли. Смерть стала частью их жизни.

– Неважная привычка, – вздохнул Новик, кинув взгляд на принца.

Вскоре нас заметили, и в лагере противника началась беготня. Почти час мы наблюдали за построением местного воинства, которое кое-как вытянулось в линию и ощетинилось копьями слева от дороги. Справа возничие выравнивали боевые колесницы, расширяя фронт.

– Чего мы ждём?! – подошёл тысяцкий Тудхул, – надо бить, пока они не готовы!

– Я не желаю бессмысленного кровопролития земляков, – спокойно проговорил царевич, – попытаюсь их остановить.

– Кого? Этих?! – заорал Тудхул. – Это безумие!