Последняя битва

В канцелярии нас сразу же препроводили в покои принца Макса. Пока мы поднимались по мраморным ступеням и шли по богато украшенным коридорам, некоторые встречавшиеся нам по пути офицеры отводили глаза: видимо, Холмс, как всегда, высказал им в лицо все, что думал, и теперь нас тут не очень-то ждали.

Мы сидели в приемной, когда дверь, ведущая в салон принца, внезапно распахнулась. Показался мужчина, одетый в черное, с коротко стриженными седыми волосами и лицом типичного крестьянина, которое сейчас было омрачено тревогой. Вслед за ним вышел одетый в смокинг джентльмен с орлиным профилем, которого первый мужчина ожег взглядом, полным неистовой ненависти. Завидев Холмса, джентльмен в смокинге с явной издевкой отвесил ему поклон.

— Доброе утро, мистер Холмс, — на безупречном английском произнес он. — Боюсь, принц более не в состоянии принимать какие-либо решения. До свидания, Ганс, — обратился он к мужчине в черном. — Не забывайте хорошо заботиться о своем господине.

Ганс окаменел от ярости, а джентльмен елейно улыбнулся и удалился.

— Кто это? — озадаченно спросил я. — Я уверен, что никогда раньше его не видел, хотя его лицо почему-то показалось мне знакомым.

— Ничего странного тут нет. Граф Гоффенштейн очень похож на своего кузена фон Борка, с которым вы встречались несколько лет назад.

С фон Борком мы с Холмсом «познакомились», когда моему другу удалось поймать этого изощренного шпиона в его собственном доме на холмах Дувра[1].

— Плохой, — сердито бросил Ганс. Он был глубоко обеспокоен и крайне раздражен. — Я держать всех снаружи, но этот, этот граф, он все равно приходит. Беспокоит господина. Он… Герр доктор, он совсем потерявшийся. Как ребенок. Помогите, пожалуйста! Пожалуйста, герр доктор! — взмолился Ганс.

Мы с Холмсом заторопились в покои. То, что бедняга Ганс волновался не без повода, стало ясно сразу же.

Принц Макс стоял возле стола, а вокруг кружило белое облако — взлетали в воздух письма, бумажные листы, конверты. В руках он держал по пачке документов. Стол, зияющий выдвинутыми ящиками, был, как и пол, завален бумагами.

Раскрасневшийся принц повернулся и взглянул на нас полными отчаяния глазами.

— Не могу найти! — вскричал он, тяжело дыша. — Держал в руках буквально минуту назад, а теперь не могу найти! Ну где оно? Где?! — Он взмахнул руками, и бумаги, словно конфетти, запорхали по комнате.

— Ваше высочество, позвольте представить вам доктора Ватсона. Он…

— Только что оно было у меня, мистер Холмс! Только что! А теперь все — пропало!

— Ваше высочество, вы видели письмо после ухода графа Гоффенштейна? — спросил Холмс.

По озабоченному лицу принца пробежала тень понимания.

— Я как раз вынимал его из кармана, когда Ганс объявил о визите графа, а потом… — Он обратил на меня совершенно безумный взор. — Я держал все эти письма во внутреннем кармане, начиная с самого первого, а когда приходило новое письмо, я… Должно быть… Ну где же оно?

Принца всего трясло, он дышал с присвистом.

— Ваше высочество, — строго сказал я и подхватил его под руку, — вам надо прилечь.

— Нет-нет, доктор, я не могу. Пока я не найду его, я не лягу. Понимаете, без него я не могу ответить, и… О нет, нет, нет!

Наконец втроем нам удалось препроводить несчастного принца в спальню — с одной стороны его поддерживал Ганс, с другой — я. Постельный режим был совершенно необходим — иначе принцу грозило нервное истощение. Но я знал, что эта передышка дана нам ненадолго.

Тем временем Холмс быстро осмотрел уличную одежду принца, вытащил из кармана, закрытого на пуговицу, ключи и прошел обратно в кабинет. Вскоре к нему присоединился и я. Холмс сидел за столом, на котором прежде разбросанные бумаги высились аккуратными стопками, и внимательно изучал какой-то листок, расчерченный на квадраты, в каждом из которых было по букве.

— Ваш вердикт был абсолютно верен, Холмс, — сказал я. — Принц серьезно болен, и, боюсь, ему становится все хуже.

Холмс рассеянно на меня взглянул. Кажется, он не сразу сообразил, что я к нему обращаюсь.

— А причину вы установили? — спросил он.

— Это какая-то новая форма гриппа, — ответил я. — И болезнь очень быстро распространяется по обе стороны фронта.

— Какие перспективы у больных?

— Некоторые выживают. Но из тех, у кого, как и у принца, дело дошло до пневмонии, таких немного.

— Пневмония, — хмуро повторил Холмс. — Значит, в лучшем случае он на несколько дней полностью выпадет из жизни. А нет никакого лекарства, чтобы быстро поставить его на ноги? У нас каждый день на счету. Да что там, даже несколько часов могут все изменить — и тогда решится судьба сотен, тысяч человек.

— Ну, кое-какой эффект оказывают инъекции морфия, — ответил я. — Но больше предложить ничего не могу.

— Тогда делайте ему эти инъекции, доктор! Я надеялся, что принц придет в себя хоть ненадолго и сможет вспомнить хоть что-нибудь, что помогло бы мне с этим ребусом, но… — Холмс протянул мне лист бумаги.

Я непонимающе уставился на ряды согласных букв.