Последняя битва

– Возможно, – пожал плечами Дрю. – Но лучше скажи, а сам-то ты себе доверяешь? Можешь быть уверен, что Винсент ушел, чтобы больше никогда не вернуться?

Гектор поднял левую руку – она была отрублена по самый локоть – и, не отвечая, уставился на нее, глубоко погрузившись в свои мысли. «Наверняка вспоминает то, что происходило на вершине Костяной башни Айсгардена той роковой ночью», – подумал Дрю. Вервольф поднялся тогда на башню, намереваясь навсегда остановить двух злодеев, две заблудшие души – Лукаса и Черную Руку. Лукаса он убил, а вот когда очередь дошла до магистра, заколебался. Перед ним на каменной площадке лежал не некромант, не убийца, не жуткий черный маг – из гниющего, изуродованного тела до Дрю донесся знакомый, родной голос Гектора. И Волк моментально принял решение. Мучивший Гектора, владевший его телом бес таился в высохшей, почерневшей, живущей своей собственной жизнью руке. Клинок Мунбренд опустился, отсек черную руку, и она улетела за край башни, моментально исчезла в ночи.

А потом лорды-ястребы на своих крыльях унесли их всех с башни за стены Айсгардена, туда, где они оказались недосягаемыми для заполонивших город оживших мертвецов с горящими голубым огнем глазами.

– Винсент, может, и исчез, но шрамы останутся навсегда, – сказал Гектор, глядя на свою укоротившуюся руку.

– Нам всем пришлось заплатить, – заметил Дрю. – В ту ночь никто не покинул Айсгарден целым и невредимым.

Когда в военный лагерь привезли Гектора, его передали в руки Дочерей Айсгардена. И Трента тоже вместе с ним. Так что одни магистры Белого Медведя очищали и зашивали культю Гектора, а другие взялись за околдованного Рыцаря Волка. Брат Дрю оставался под присмотром магистров до сих пор, и, если честно, вервольф сомневался в том, что Трент когда-нибудь сумеет полностью излечиться. Впрочем, как и все, они вряд ли залижут когда-нибудь до конца свои раны – телесные и душевные.

– Сколько времени я здесь нахожусь, Дрю? – спросил Гектор, глядя на своего друга. – Неделю, месяц? Год?

– Тебе плохо здесь, Гектор? Разве тебе не нравится эта комната? Я набил ее книгами, привезенными из твоих библиотек. Мне хотелось, чтобы ты чувствовал здесь себя как дома.

– Все равно это тюрьма, Дрю, – ответил лорд-кабан, выдавливая на своем лице улыбку.

Юный Волк хотел улыбнуться в ответ, но не сумел. Тогда он заговорил – медленно, с трудом выталкивая из себя слова:

– Там, на вершине Костяной башни, я поклялся присматривать за тобой, и я не нарушу эту клятву. Ты очень много значишь для меня, Гектор, однако не только в этом дело. Мы с тобой оба знаем о том, что произошло в Айсгардене, мы оба видели силу, которой ты мог повелевать. Ты или твой бес, не важно. Я никогда не допущу, чтобы такое могло случиться вновь. Только не под моим присмотром.

– Значит, ты мой тюремщик, Дрю?

– О, нет, – ответил парень с Холодного побережья. – Я гораздо больше, чем тюремщик.

Дрю обнял Гектора и почувствовал, как напряжение покидает юного Кабана, как обмякает его тело. Затем магистр всхлипнул, уткнувшись вервольфу в грудь, а Дрю прошептал Гектору на ухо:

– Я твой друг.

– Почему он задерживается? – спросил Микотай. Он сидел верхом на прекрасном черном скакуне – конь нервно переступал ногами, косился на громадного Волка из Шэдоухэвена. Затем, не выдержав, жеребец негромко заржал – вероятно, крепко высказался на своем лошадином языке по поводу сидящего на своей спине всадника. Микотай потрепал коня по гриве и ответил: – Тпру! Стой же, тебе говорят, иначе я свалюсь.

– Не любишь лошадей? – спросил Трент Ферран, сидевший в седле своего старого доброго Шторма. Гнедой жеребец буквально млел от счастья, чувствуя на спине нашедшегося любимого хозяина.

– Ну, я бы так не сказал. Если лошадку хорошо прожарить да правильно посолить и поперчить, то очень люблю, – усмехнулся Белый Волк. После этих слов его жеребец забеспокоился еще сильнее.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Трента герцог Берган. Лорд-медведь стоял здесь же, неподалеку, рядом с генералом Харкером, державшим в руках поводья белого скакуна Дрю по кличке Бравадо. Все они ждали появления капитана.

– Я в порядке, – с улыбкой солгал Трент. Леди Грета и Дочери Айсгардена немало потрудились, чтобы очистить тело Трента от ядовитого воздействия древней черной магии, превратившей его из человека в зверя. Внешние признаки Дикого Волка у Трента исчезли, но его по-прежнему мучили темные мысли и жуткие желания, посетившие его впервые в ту самую ночь в Айсгардене.

Эти образы и мысли возвращались к нему вновь и вновь в виде кошмаров, от которых он в холодном поту просыпался среди ночи, и сильнее всего бывали во время Полнолуния. В остальном зверь как бы покинул Трента, однако оставил все же кое-что на память о себе: обострившееся зрение и слух или способность на интуитивном уровне понимать логику поступков Дикого Волка. Например, поведение во время охоты.

– Наверняка хочешь поскорее возвратиться к Гретхен в Хеджмур, я угадал? – спросил Микотай.