На следующее утро около шести часов, когда избитая Урсула нянчила младенца, в подвал вошли еще двое солдат. С ребенком на руках она пыталась проскользнуть мимо них, но была слишком слаба. Один из солдат выхватил у Урсулы ребенка и сунул его в коляску, второй плотоядно ухмыльнулся. Они оба были немытые, в грязном обмундировании, с ножами, заткнутыми за голенища сапог, в меховых ушанках. У одного гимнастерка даже не была заправлена в штаны. И они изнасиловали ее, а когда ушли, Урсула схватила все одеяла, что смогла найти, схватила младенца, девочек и побежала через улицу в комплекс маленьких домов с садиками. Там она нашла ванну, выброшенную взрывом из одного из домов, перевернула ее и заползла под нее вместе с детьми.
В Гермсдорфе восемнадцатилетняя Юлиана Боник с приближением русских забралась под диван в глубине подвала. Она слышала, как ее отец, лингвист, говоривший по-русски, протестовал против вторжения в их дом. Солдаты хотели знать, где Юлиана, а отец кричал: «Я сообщу вашему комиссару!» Под дулом винтовки ее отца вывели на улицу. Юлиана лежала неподвижно, надеясь, что русские уйдут. Она вымазала лицо и белокурые волосы грязью, чтобы казаться старше и непривлекательнее, но все равно не хотела рисковать и осталась под диваном.
В соседнем подвале пряталась пара стариков. Вдруг Юлиана услыхала испуганный крик одного из них: «Она там! Там! Под диваном!» Юлиану вытащили из ее убежища. Пока она стояла, дрожа от страха, русские о чем-то поговорили и все, кроме одного, ушли. «Это был молодой офицер, — рассказывала она, — и, насколько я могла видеть в свете фонарика, довольно опрятный и чисто выбритый». Его жесты не оставляли сомнений в его намерениях. Юлиана отпрянула, но он придвинулся к ней и, улыбаясь, «мягко, но настойчиво» начал ее раздевать. Юлиана сопротивлялась, и ему было нелегко, так как «в одной руке он держал фонарик и с типично русским недоверием все время оглядывался, боясь нападения сзади».
В конце концов, несмотря на все сопротивление, ему удалось ее раздеть. Она пыталась умолять его, но не знала русского языка, и расплакалась, упала на колени. Молодой русский смотрел на нее. Юлиана перестала плакать, взяла себя в руки и попробовали другую тактику: заговорила вежливо, но твердо: «Это неправильно. Люди так себя не ведут». Русскому это явно надоело, он выказывал нетерпение, и Юлиана снова не сдержалась: «Я просто не люблю вас! Так нельзя! Я вас не люблю!» Русский вдруг раздраженно хмыкнул и бросился вон из подвала. На следующее утро Юлиана и еще одна девушка сбежали в женский доминиканский монастырь, где четыре недели прятались на чердаке. Впоследствии Юлиана узнала, что ее подруга Рози Хоффман и мать Рози, поклявшиеся убить себя, когда придут русские, были изнасилованы, а потом приняли яд.[62]
Герд Бухвальд, учитель, видел, как советские войска мародерствовали в его квартале в Рейникендорфе. Его квартиру полностью разграбили женщины-красноармейки, которых «как магнитом притягивала одежда его жены. Они забрали все, что им понравилось, и ушли». Герд сжег остальное, а пистолет закопал в саду. Тем вечером появились русские солдаты, совершенно пьяные. «Фрау! Фрау!» — кричали они Бухвальду. Он взял себя в руки, дружелюбно улыбнулся и сказал: «Фрау капут». Поскольку он два дня не брился и не причесывался, то казался старше и, может, поэтому ему поверили. Во всяком случае, они явно поняли, что его жена умерла. Бухвальд растянулся на диване, а солдаты осмотрелись, забрали пару подтяжек и покинули его дом. Бухвальд запер дверь на засов, отодвинул диван и помог своей жене Эльзе вылезти из ямы три на три фута, которую он выковырял в бетонном полу. Следующие несколько недель она все ночи проводила там.
Доктор Герхард Якоби, пастор церкви памяти кайзера Вильгельма, тоже сумел надежно спрятать свою жену, хотя из его подвала многих женщин вытащили и изнасиловали. Пастор спал перед подвалом в узком шезлонге, его жена лежала у стены головой к его ногам. Под тяжелым одеялом она была практически невидима.