Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев

Кребсу и фон Дуффингу показалось, что весь дом полон старших офицеров. Никто с немцами не поздоровался, и русские не представились. Кребс понятия не имел, что мужчина, сидевший напротив него, знаменитый генерал-полковник Василий Иванович Чуйков, защитник Сталинграда и командующий 8-й гвардейской армией. Он также не знал, что другие русские «офицеры» — это два военных корреспондента, адъютант (и шурин) Чуйкова и два переводчика.[64] Дело в том, что Чуйкова неожиданное предложение захватило врасплох, и он не успел собрать весь свой штаб. Сначала Кребс попросил о личной встрече с «главным советским переговорщиком». Чуйков, вынув из коробки длинную русскую папиросу, разжег ее, указал на собравшихся вокруг офицеров и сказал: «Это мой штаб… мой военный совет».

Кребс продолжал возражать, но в конце концов сдался. «Моя миссия, — произнес он, — состоит в том, чтобы вручить послание чрезвычайной важности и совершенно конфиденциальное. Я хочу, чтобы вы знали: вы первый иностранец, узнавший о том, что 30 апреля Гитлер совершил самоубийство».

Для Чуйкова это действительно было новостью, но, не моргнув глазом, он заявил: «Мы это знаем».

Кребс был поражен: «Откуда? Гитлер совершил самоубийство всего несколько часов назад. Двадцать девятого апреля Гитлер женился на Еве Браун; она тоже покончила с собой. Их тела сожгли и похоронили. Это случилось в бункере фюрера». И снова Чуйков скрыл удивление. Ни он, ни кто-либо другой из советского командования понятия не имели о существовании бункера и никогда не слышали о Еве Браун.

Затем начались трудные переговоры. Кребс сказал Чуйкову, что Гитлер оставил завещание, в котором назвал преемников, и передал копию этого завещания русским. Проблема заключается в том, пояснил Кребс, что полная капитуляция невозможна, поскольку Дениц, новый президент, находится за пределами Берлина. Кребс предложил первый шаг: договориться о прекращении огня или подписать частичную капитуляцию, после чего правительство Деница, вероятно, начнет переговоры напрямую с русскими. После звонка Жукову Чуйков решительно отверг попытку расколоть союзников. (Позже это решение было подтверждено Москвой.)

Переговоры продолжались всю ночь. К рассвету Кребс добился от русских одного: требования немедленной и безоговорочной капитуляции города и личной капитуляции всех обитателей бункера.

Пока Кребс продолжал спорить с Чуйковым, фон Дуффинг предпринял рискованное путешествие назад через линию фронта, был обстрелян эсэсовцами и спасен русским подполковником. В конце концов ему удалось добраться до бункера, где он рассказал Геббельсу, что русские настаивают на безоговорочной капитуляции. Геббельс разволновался и воскликнул: «На это я никогда не соглашусь!» Возбужденный спор прервался начавшейся в бункере паникой. Всем теперь казалось, что все советские пушки в районе нацелены на имперскую канцелярию. Фон Дуффинг позже сделал вывод, что это — прямой результат того, что Кребс выдал расположение бункера. Для обитателей осажденного бункера остались лишь две возможности: самоубийство или прорыв. И все начали строить планы: маленькими группами покидать бункер через лабиринты тоннелей под территорией имперской канцелярии, оттуда подземкой до станции «Фридрихштрассе» в надежде присоединиться к сражающемуся отряду, который выведет их на север. «Мы были уверены, что как только вырвемся из окружения к северу от Шпре, то будем в полной безопасности», — сказал впоследствии Вернер Науман.

Некоторые выбрали другой путь. Для Геббельсов единственным выходом из положения было самоубийство. Вернер Науман неделями пытался переубедить Магду Геббельс, но она была непоколебима. Теперь время пришло. В половине девятого 1 мая Науман разговаривал с Геббельсом и его женой, когда Магда вдруг «встала и вышла в комнаты детей. Через некоторое время она вернулась, бледная и взволнованная. Геббельс начал прощаться. «Он сказал мне несколько личных слов — ничего о политике или о будущем, просто попрощался», — вспоминал Науман. Покидая бункер, Геббельс попросил своего адъютанта Гюнтера Швагермана сжечь тела его и его семьи, он вместе с женой медленно поднялся по лестнице и вышел в сад. Он был в фуражке и перчатках. Магда «дрожала так сильно, что еле передвигала ноги». Больше живыми их никто не видел. Дети тоже были мертвы, и сделал это человек, подозрения на которого могли пасть в последнюю очередь. «Единственным человеком, кто входил в детские в последние минуты перед самоубийством Йозефа и Магды, была сама Магда», — свидетельствовал Науман.