Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев

— Если предполагается, что я должен начать эту безумную атаку послезавтра, то мне лучше попасть в свой штаб как можно скорее. — Затем он упрямо добавил: — Гитлер может подождать меня несколько дней.

* * *

В приемной Генрих фон Била отмечал время по стопке карт, все уменьшавшейся по мере того, как их уносили в кабинет Гудериана. Оставалось всего одна-две, значит, совещание подходит к концу. Фон Била склонился на столом и лениво взглянул на верхнюю. Это была карта всей Германии, но надписи казались несколько иными. Фон Била уже хотел отвернуться, когда что-то привлекло его внимание. Он всмотрелся попристальнее. Карта действительно отличалась от всех остальных. Надписи на ней были сделаны по-английски. Он наклонился и стал внимательно изучать карту.

Глава 4

Было почти шесть часов вечера, когда усталый Хейнрици добрался до своего штаба в Биркенхайне около Пренцлау. Все два с половиной часа, что они ехали из Цоссена, он молчал. Фон Била попробовал завести разговор, спросив генерала, видел ли он «ту» карту. Он допускал, что Гудериан показал Хейнрици ее копию, и объяснил содержание. На самом деле Хейнрици ничего о «той» карте не знал, и на вопрос адъютанта не ответил, только еще крепче стиснул зубы. Никогда прежде фон Била не видел шефа таким подавленным.

Первый же взгляд на новую штаб-квартиру привел Хейнрици в еще большее уныние. Командный пункт группы армий «Висла» состоял из внушительных размеров особняка и деревянных казарм по обе стороны от него. Главное здание было архитектурным монстром — массивное, аляповатое, с рядом несоответственно больших колонн вдоль фасада. Много лет назад Гиммлер построил его лично для себя. Неподалеку на железнодорожной ветке стоял его роскошный личный поезд, «Штайермарк».

Как и в Цоссене, этот штаб был спрятан в лесах, но на этом сходство заканчивалось. Не наблюдалось ни намека на военную суету, которую Хейнрици привык видеть в штабах действующих армейских группировок. Штаб казался покинутым. Только в холле главного здания обнаружился капрал СС, который спросил их фамилии, указал на твердую скамью и исчез.

Несколько минут спустя появился высокий, безупречно одетый генерал-лейтенант СС. Он представился начальником штаба Гиммлера Хейнцем Ламмердингом и непринужденно объяснил, что рейхсфюрер «занят на очень важном совещании» и «пока его нельзя беспокоить». Вежливый, но сдержанный, Ламмердинг не пригласил Хейнрици подождать в его кабинете и не выказал никаких обычных знаков гостеприимства. Развернувшись на каблуках, он оставил Хейнрици и фон Била ожидать в холле. Никогда еще за все годы пребывания в высших чинах с Хейнрици не обращались так бесцеремонно.

Он терпеливо ждал пятнадцать минут, затем тихо обратился к фон Била:

— Пойдите к этому Ламмердингу и скажите, что я не намереваюсь сидеть здесь ни одной минутой дольше. Я требую встречи с Гиммлером немедленно.

Через несколько секунд Хейнрици провели по коридору в кабинет Гиммлера. Гиммлер стоял у своего письменного стола. Среднего роста, коротконогий, его ноги были гораздо короче торса (один из его штабистов назвал их «задними ногами быка»). Маленькие ладони, мягкие и женственные, с длинными пальцами. Узкое лицо, скошенный подбородок, прищуренные глаза за стеклами очков в простой тонкой стальной оправе, маленькие усики, тонкие губы. Хейнрици бросилось в глаза, что кожа Гиммлера «бледная, обвисшая и пористая».

Гиммлер подошел к Хейнрици, пожал ему руку и сразу же пустился в длинные объяснения.

— Вы должны понять, — начал он, беря Хейнрици под руку и подводя его к креслу, — что мне было очень трудно принять решение покинуть группу армий «Висла». Однако, как вы безусловно знаете, у меня так много постов, так много работы… и к тому же я неважно себя чувствую.

Усевшись за стол, Гиммлер откинулся на спинку стула.

— Сейчас я обрисую вам ситуацию. Я приказал принести все карты, все доклады.

Вошли два солдата СС — стенографист и посыльный с большой стопкой карт, а за ними два штабных офицера. Хейнрици с радостью отметил про себя, что офицеры в форме вермахта, а не СС: генерал-лейтенант Эберхард Кинцель, заместитель начальника штаба, и полковник Ганс Георг Айсман, начальник оперативного отдела. Хейнрици особенно обрадовался Айсману, которого знал как исключительно компетентного штабного офицера. Ламмердинг отсутствовал.

Гиммлер подождал, пока все рассядутся, и начал трагическую речь, полную самооправданий. Хейнрици вспоминал, что «он начал с Адама и Евы», а потом пустился в такие мутные объяснения, что «ничего из сказанного им не имело смысла».

И Кинцель и Айсман знали, что Гиммлер может говорить так часами. Через несколько минут Кинцель покинул компанию под благовидным предлогом «неотложных дел». Айсман наблюдал за Гиммлером и Хейнрици, мысленно сравнивая их. Хейнрици, «стойкий, седовласый, старый солдат, серьезный, подтянутый, невысокий человек, для которого вежливость — дело само собой разумеющееся», и Гиммлер, штатский выскочка, «который не умел читать карты», дико жестикулирующий, «снова и снова напыщенно упоминавший самые незначительные факты».