Последняя битва свирепого Биллсона

За время моего отсутствия многое изменилось. Побоище утратило свою девственную простоту и вошло в обычные рамки боксерских состязаний. Судья убедил Томаса и Биллсона надеть перчатки. Раунд только что закончился. Мистер Биллсон сидел в кресле. Против него в другом кресле сидел мистер Томас. С одного взгляда я понял, почему так восторженно вопили патриоты Ллунинднно. Доблестный сын их родного города в последней схватке нанес значительный ущерб иноземцу. Биллсон сидел с широко раскрытым ртом и тяжело дышал. Глаза его были полузакрыты, руки висели, как тряпки. Мистер Томас, напротив, бодро сидел в своем кресле, победоносно потирая колени.

Прозвучал гонг, и он вскочил на ноги.

- Старина, - услышал я испуганный голос.

Я смутно сознавал, что Акридж схватил меня за руку. Я оттолкнул его. В такую минуту не до разговоров! Я был захвачен, потрясен тем, что происходило на арене.

- Послушай, старина.

Внимание публики напряглось до крайности. Часть зрителей вскочила со своих мест, другие кричали им: "Садитесь!" Натянутые нервы публики, казалось, вот-вот не выдержат и лопнут.

Наступило роковое мгновение. Вильберфорс Биллсон собрал все свои неистощимые силы и ринулся на противника. Тот попятился, как корабль, гонимый ураганом. Здоровенный кулак обрушился на зубы мистера Томаса и решил бой. Песня его была спета. Мистер Томас мог бы выдержать даже взрыв динамита, но такой удар оказался ему не по силам! Он описал в воздухе полукруг, раскинул руки и упал на песок.

Публика взвыла и замолкла. Я снова услышал тревожный шепот Акриджа.

- Старина, - шептал он, и слова со свистом вылетали из его уст. Негодяй Прэвин сбежал и унес с собою всю кассу!

V

Маленькая комната в доме номер семь по Керлионской улице казалась темной. Печаль Акриджа была так глубока, что затемняла свет ламп. Акридж обрушил на голову мистера Прэвина все ругательства, которые знал, и замолк. Я не пытался его утешать. Бывают в жизни минуты, когда утешения звучат, как насмешки.

- Я забыл еще об одном, - сказал Акридж, мрачно садясь на диван.

- О чем? - спросил я.

- О том, что Томас должен получить сорок фунтов стерлингов. К счастью, - тут в голосе его внезапно прозвучала оптимистическая нотка, - он не знает, где я живу. Я совсем об этом забыл. Хорошо, что я ушел домой прежде, чем он нашел меня.

- А вдруг Прэвин сказал ему твой адрес?

- Не думаю. Зачем бы он стал говорить?

- Вас хочет видеть какой-то джентльмен, - сказала старушка, входя в комнату.

Джентльмен явился. Это был тот самый человек, который ворвался в уборную Акриджа и сказал, что Томас уже на арене. Акридж застонал, и я догадался, что это антрепренер Томаса.

- Здесь мистер Прэвин? - спросил он.

- Его здесь нет, - сказал Акридж.

- Это неважно. Вы его компаньон. Я пришел за сорока фунтами.

Наступило мучительное молчание.

- Их нет.

- Кого нет?

- Денег. И Прэвина тоже. Он удрал. Антрепренер Томаса нахмурил брови.

- Этот номер не пройдет, - сказал он металлическим голосом.

- Но, мой дорогой друг...

- Нет, этот номер не пройдет! Или платите деньги, или я сейчас позову полисмена.

- Но поймите же, друг...

- Какого дурака я свалял, что не взял этих денег вперед. Давайте деньги!

- Но я же говорю вам, что Прэвин удрал!

- Он действительно удрал, - подтвердил я.

- Это верно, мистер, - раздался голос у двери. - Я сам видел, как он удирал.

Это был Вильберфорс Биллсон. Он стоял в дверях, как бы неуверенный в том, можно ли ему войти. Вид у него был извиняющийся и робкий. На щеке его горел багровый синяк, а правый глаз был закрыт и не открывался.

Акридж яростно взглянул на него.

- Вы видели его? - простонал он. - Вы видели, как он удрал?

- Ы! - сказал мистер Биллсон. - Я видел, как он пересыпал все деньги в небольшой саквояжик и пустился бежать.

- Черт возьми! - вырвалось у меня. - Неужели вы не сообразили тогда, что он хочет эти деньги украсть?

- Ы! - согласился мистер Биллсон. - Я всегда знал, что он нечестивец и грешник.

- Идиот! Дубовая башка! - завопил Акридж. - Почему же вы не задержали его?

- Я не подумал об этом, - извиняясь, пролепетал мистер Биллсон.

Акридж истерически захохотал.

- Я только ударил его по лицу и отнял у него саквояжик.

Положив на стол небольшой саквояж, который при этом упоительно звякнул, мистер Биллсон направился к двери.

- Простите меня, господа, - робко сказал он, - я спешу. Я иду проповедовать святое Евангелие.