Последняя богиня

Что же, это хорошее воспоминание, и я ни о чем не сожалею. Я мог бы оставить по себе имя химика или биолога, имя, которое не было бы бесславно. Но госпожа Фламэй не любила ни реторт, ни пробирок… Жаль! Об этом я действительно жалею, было бы забавно вытащить наружу ослиные уши многих так называемых ученых и выявить глупость многих современных наук… Впрочем, я, может быть, не сказал своего последнего слова… В нынешнее время война во всяком случае со всех сторон преграждает мне путь, заставляет меня продолжать быть ничем. Кто может думать о чем бы то ни было, пока тяготеет над нами этот воскресший железный век, который снова наполнил черепа всех сынов Каина кровавым бредом их предка? Ах! последняя богиня, ах, Война! Ты единственная из Древних Бессмертных упрямо отказываешься умереть; ты, которую человечество, никогда не переставая проклинать, волей-неволей всегда будет обожать, пока останутся на нашей планете две нации и между ними одна желанная женщина… Ах! последняя богиня, более свирепая, чем все самые свирепые богини, которые стояли до тебя на наших алтарях, – как я тебя ненавижу! Не только за несметное количество бедствий, которыми ты удручаешь теперь вселенную, но прежде всего за смертельное страдание, которым ты удручаешь меня и которого ты являешься действительной причиной и действительным источником! Ты, ты одна, а не моя дивная и почти верная любовница, простая, чуть зловредная женщина, которая, стараясь убить меня, своего любовника, делала лишь свое дело женщины и любовницы и делала его почти честно. Ты, Война, нечто другое: ты нас захватила предательски, ты не просто убиваешь: ты злодейски умерщвляешь. И на тебя возлагаю я ответственность: ты одна ответственна за все, все, ты, пожирающая человеческое мясо, ты, пьющая человеческую кровь!

Я, может быть, оказываю ей слишком много чести, этой вышеназванной богине, занимаясь ею так долго. Если предположить, что она это подозревает, она, конечно, почувствует от этого гордость, наслаждаться которой я не хочу ей позволить. Каковы бы ни были ее дурные намерения, тем не менее достоверно, что на миноносце № 624 от Шербурга до Каттаро, через Брест, Гибралтар, Оран и Бизерту Амлэн, Арель, Фольгоэт и K° плавали без препятствия и жили, по-видимому, самым дружеским образом. Теперь мы благополучно пребываем в самой середине Адриатического моря и сейчас присоединимся к флоту, если только флот соблаговолит явиться на назначенное им место свидания. Не спрашивайте у меня, почему: Каттаро слывет за довольно хорошо укрытый арсенал, и я не представляю себе, что адмиралы с седыми бородами могут оказаться настолько молоды, что станут рисковать броненосцами ценою в пятьдесят или шестьдесят миллионов против бетонных батарей в пятьсот или шестьсот тысяч франков, причем батареи все-таки явно сильнее броненосцев. Глиняные горшки никогда с пользой для себя не ударялись о чугунные… ни чугунные горшки о вооруженные горшки из бетона… Нет, должно быть речь идет о более или менее театральной демонстрации… Хотя, в конце концов, никогда не знаешь: старые люди бывают такими ребятами… Доказательством являюсь я сам (начинающий седеть): посмотрите, что выходит, когда я наталкиваюсь на изощренную опытность какого-нибудь Ареля со светлыми усами…

Что тут говорить; чем более я об этом думаю, тем более сам себе кажусь простосердечным и поднимаемым на смех любовником, неопытным и неосторожным… несмотря на обилие соли в черном перце моих усов и моего бобрика… О! я заявляю об этом без всякого тщеславия, прошу вас мне поверить.

Итак, Арель (Душка): со светлыми усами, с розовыми щеками, с кукольной талией… это-то и выбирает женщина!.. Я должен этому вполне верить, потому что я это видел… Все равно! Он мне страшно не нравится, этот Душка, о котором идет речь. В конце концов я должен быть плохим судьей, будучи стороною.

Арель… Арель Душка…

Я не знаю имени моего старшего офицера и предпочитаю не осведомляться о нем. «Душка» кажется мне вполне подходящим для него наименованием. И для меня он до конца останется «Душкой» – прелестный «Душка», такой белокурый, такой розовый…

Ну, да, Душка, которым не пренебрегла госпожа Фламэй…

Нет, лучше стану думать о чем-нибудь другом.

Лучше стану думать об Амлэне, моем орудийном унтер-офицере, который несет здесь обязанности рулевого старшины. Этот – мой друг, или я очень ошибаюсь: когда он на меня смотрит, я чувствую что-то теплое, сильное, братское… Да, что-то исходящее от него ко мне и проникающее в мое сердце. Амлэн для меня полная противоположность Арелю: он мне нравится, он мне страшно нравится, Амлэн, Гискар. Я чувствую себя сильнее и лучше вооруженным, когда рядом со мною этот высокий парень с крепкими мускулами, широкими плечами, с прямыми и твердыми глазами, взгляд которых никогда не опускается и вежливо, но проницательно, без высокомерия ощупывает и исследует вас.