Последняя бригада

Лервье-Марэ разглядывал статуи, следил за тем, как солнечные лучи проникают сквозь витражи, и душа его пребывала в состоянии блаженного оцепенения. Полумрак, склоненные головы, огоньки свечей и разносящиеся под сводами звуки органа напомнили ему о детстве, о первом причастии.

На соседнем стуле машинально повторял за хором слова молитвы Шарль-Арман. Месса казалась ему слишком длинной.

Бобби следом за Юрто прошел к первой колонне справа, где прихожане слушали мессу стоя.

— Возле первой колонны справа всегда собираются женщины, которые… ищут свиданий.

Где и от кого получил он эту пикантную информацию? Но не прошло и двух минут с начала мессы, как коренастый, курчавый и смуглый Юрто, обладатель маленьких усиков и большого носа, уже отирался возле какой-то невыразительной брюнетки в шляпке с искусственными пармскими фиалками.

Он сделал вид, что пошел искать стул для дамы, она жестом показала, что не надо. Он улыбнулся, она ответила… Бобби следил за их маневрами с той же иронией, с какой всегда глядел на Мальвинье, Ламбрея или Монсиньяка.

Последний, картинно преклонив колени в центральном проходе, скользнул в тень бокового нефа. Сидений там вообще не было, и юный бенедиктинец непринужденно, как у себя в аббатстве, опустился на колени на каменные плиты пола. Он медленно и вдумчиво читал молитвы и был счастлив. Однако не преминул упрекнуть себя за то, что слишком чувственно наслаждается запахом ладана, звуками органа и пением хора.

Солнечный зайчик запрыгал на пряжке его пояса.

«А вдруг меня заставят убивать?» — подумал он, глядя на пряжку. И хорошее настроение сразу сменилось тоской и тревогой. Когда он уходил в армию, аббат сказал ему:

— Сын мой, согласны ли вы пожертвовать своей жизнью?

И он, еще в одежде послушника, еще не приняв благословения, ответил:

— Да, отец мой.

Но при этом он не задумался о том, что, может быть, придется пожертвовать и жизнью других.

«Ты должен защищать родину», — говорили ему его происхождение и церковь.

«Ты не будешь убивать», — наставлял Господь.

«И ты не будешь сомневаться», — уговаривал себя Монсиньяк.

И как следовать всем командам сразу? Как осуществить идею самопожертвования и не впасть в сомнения? Как совместить необходимость убивать с неприятием убийства?

Склонив голову к каменным плитам пола, юный послушник вложил в молитву всю силу своей любви и веры:

— Господи, дай мне мужество выполнить свой долг. Но сделай так, Боже, если будет на то воля Твоя, чтобы мне не пришлось пролить кровь ближнего.

2

Церковь пустела. Фонтен, Коллеве и Бруар на несколько минут задержались у главного входа, болтая о том о сем и поджидая лейтенанта Сен-Тьерри, чтобы поприветствовать его.

Остальные, разбившись на небольшие группы, обсуждали, чем бы заняться. Они вдруг поняли, что не знают, как провести свое первое воскресенье в Сомюре.

Юрто исчез в толпе, погнавшись за своим трофеем в шляпке с фиалками.

— Элен должна вот-вот приехать за собакой, — сказал Бобби своим соседям по комнате. — Мы встречаемся в кафе Бюдан. Может, пойдем туда, посидим?

«Пойти посидеть…» всегда в запасе, когда нечего делать.

Элен приехала ближе к полудню в зеленом кабриолете. Это была высокая яркая блондинка с развевающимися по ветру волосами и сочными красными губами, тут же приковавшими к себе всеобщее внимание. Непринужденно улыбнувшись, она сразу спросила:

— А где Месье?

— В Школе, — ответил Бобби. — У него прекрасное настроение. Он знает, что скоро тебя увидит.

— Так давай скорее к нему!

— Вы поедете обедать за город? — спросил Шарль-Арман.

Бобби утвердительно кивнул.

— Будь острожен, — заметил Гийаде. — Ты же знаешь, что гарнизон нельзя покидать без специального разрешения.

Пожав плечами, Бобби вышел и, ясное дело, сел за руль зеленого кабриолета.

— Чертов Бобби! — не без зависти сказали друзья, когда машина укатила.

Все по очереди высказались по поводу Элен и, исчерпав эту тему, не спеша направились в ресторан.

Нет ничего скучнее, чем в послеполуденное время бродить по улицам, где каждая симпатичная девчонка уже занята, а все кинотеатры битком набиты.

По пустынным улочкам и мощеным площадям друзья поднялись к большому замку, где располагался Музей лошади.

— Нет, Сомюр уже не тот, — повторил Большой Монсиньяк, когда им навстречу попались ребята из конной бригады. — Слава богу, что мы тут только на четыре месяца.

Ламбрей уже решил обязательно снять в городе комнату, чтобы избавиться от таких воскресных блужданий. А потом день покатился по привычному руслу.

—   Покер? — спросил Лопа де Ла Бом.

—   Покер, — ответил Шарль-Арман.

Они играли до без пяти минут десять с Большим Монсиньяком и Пюимореном. Шарль-Арман играл плохо и проигрался. Он знал цену деньгам и терпеть не мог проигрывать, а в этой игре потерял несколько тысяч франков.