Последняя черта

Ворон тяжело дышал. Мальчики не плачут, мальчики сжимают кулаки, делают шаг назад и превращаются в бомбу замедленного действия. Ворону казалось, что его сейчас разорвёт от внутреннего противоречия, и хотелось бы, чтобы разорвало — пусть кто милосердный бросит гранату, — но этого всё не случалось и не случалось...

Дополнение | Не хуже огнестрела ч.4

Алиса замерла, глядя на него стеклянными, взбешёнными глазами.

— Интереса?! Ты! — она запнулась, желая в этот момент выпалить пернатому в лицо всё, что чувствовала сейчас. И эту раздирающую пустоту по Синяку, которая оставалась лежать стволом в тумбочке дома. И эту ярость в виде двух чёрных глаз, в которых кипела то ли ненависть, то ли коктейль из чего похлеще. Врезать бы по этой горбинке носа, чтоб зазвенело, а потом довершить одним и чётким в пах. Свалить в ночь, и вот уж теперь точно наплевать: хоть патруль, хоть садист, хоть две полоски через две недели и спешный поиск бабла на подпольный аборт.

— Ты понятия не имеешь. — Повеяло холодом. — Ни о чём. Ни обо мне, ни о том, почему я туда пошла. Ворон, я кололась ради интереса один раз, и это была самая отвратительная вещь, которая со мной происходила.

Наркоманы всегда ведут себя так, будто всё знают, да? И сама Алиса была такая же, прекрасно это понимала, что ненормально, опасно, в первую очередь — для неё же.

— Засунь себе в задницу свою заботу, если она вообще была. Или погоди-ка, ты же приехал отдать долг! И вали нахрен из моей жизни! Тебе ли не знать, как опасно чувствовать, да?!

— Я не мог не приехать! — отчаянно воскликнул Ворон и уже почти сдался, хотя и не понимал, что пытался доказать. — Опасно... а это хоть раз что-то меняло? Берёшь и не чувствуешь нихера — и не волнуют никакие рыжие выскочки, и не думаешь о них никогда, и не мчишь, сломя голову, как только у них чего случилось. Сказка! Только долги отдаёшь да спокойно валишь, и нихера не больно, и нихера не жалеешь ни о чём. Хорошо, сука. Волшебно.

А он действительно ни о чём не имел понятия. Ни о том, как чувствовать, ни о том, как от этого избавляться. Всегда собранный и холодный, сейчас он ощущал себя не иначе, чем больным, ущербным и неправильным. Контроль утекал из пальцев мелкими песчинками, оставалось только голое пламя неизвестных эмоций. Сострадание, горечь, боль, забота, желание... быть рядом? Сделать лучше? Помочь? Всё то, от чего отмахнулся бы прежний Ворон, которого сейчас вдруг не оказалось рядом. И ни одного совета отца, как поступать в таких случаях.

— Я не рыжая, сколько раз тебе говорить! Ненавижу этот чёртов цвет!

Красный, считала девушка, — он ярче, он будто кричит постоянно и бросает вызов, а поганый рыжий только греет, но на самом деле ничерта. От рыжего несёт тухлятиной, рвотой и дымом ненавистных сигарет, которыми она сама давилась каждый день. А ещё пьяными скандалами и криками с кровью на полу. Самым сущим кошмаром.

Слова доходили до сознания постепенно. Алиса моргнула, скосила взгляд на его губы и судорожно вздохнула. Ну и где бесстрашная Каста, какую славу она себе успела заработать в определенных кругах? Нет её. Пропала. Может, даже подохла в том притоне на Никольской, 5.

— Вот и не жалей, — она заставила себя посмотреть ему в глаза, — а чудес не бывает — это запомни. Никогда и никаких. Даже случайно.

— Не выгоняй меня, пожалуйста, — только и выдохнул тихо Ворон в ответ, отстояв оборону неизвестно чего. Устало покачал головой на последнее заявление, пока распушённые перья укладывались обратно, а чёрные глаза больше не сулили гибели. — И всё же одно чудо я умудрился встретить. И хер я его проебу. Только вместе с жизнью.

Такая глупость могла вырваться разве что из-за очень сильной усталости. И хорошо, что вырвалась, иначе так ничего и не сдвинуло бы пресловутый камень с души. И легко-легко задышалось. И тепло разлилось, только совсем не от чая.

И как-то сами губы потянулись к чужим губам. Отчаянные поступки случаются, когда почти смиряешься с тем, что потерял.

Алисе же потребовалось около секунды, или даже того меньше, чтобы пережить сразу несколько стадий: уже знакомое желание врезать, потом последующее — оттолкнуть от себя и свалить на улицу, под звон колокольчика, исчезнув вспышкой красного навсегда, и, наконец, — потянуться навстречу. Неуверенно, будто первый раз, а затем резко податься вперёд, утягивая Ворона в жаркий поцелуй.

Может, наркота до сих пор действовала, может, что-то ещё, но ноги подкосились и мелко подрагивали — Алиса вцепилась в него, обхватывая руками за шею.