Последняя черта

Открыл ей старый седой охранник. Покачал бледной головой, впустил внутрь, поставил старый, но крепкий чайник, накинул на неё сверху грязное одеяло, пока она сидела на скрипящей кровати в его коморке и покачивалась из стороны в сторону, поджав голые ноги к груди и прокручивая в голове какой-то бессвязный бред, который рвался наружу. Да, она шлюха. Нет, с ней так нельзя.

— Всё, всё, спокойно, милочка, — заботливо произнёс старик.

Он протянул ей чашку горячего чая и погладил по грязным и потным волосам, отчего Катя дёрнулась, расплескала чай, выронила кружку — такие кружки делали из титана, иначе непонятно, как так не разбилась — и отползла в ужасе в угол.

— Хорошо, хорошо. — Старик миролюбиво поднял морщинистые руки. — Не трогаю, видишь... не буду. Кто же с тобой так... позвонить в полицию?

«Я люблю поли-и-ицию!»

— Нет, не н-надо! — закричала Катя и закрыла лицо ладонями. — Пожалуйста! Что угодно, только...

Она встала на четвереньки, попыталась заставить себя подползти к старику, сделать ему приятное, лишь бы он не делал того, что собирался, лишь бы хоть на немножко её оставили в покое, не трогали потом, не мучили, не унижали... На неё сверху упало одеяло, скрывая свет. Потом чьи-то руки взяли её в охапку, сделали перед носом и глазами окошко, посадили на острые коленки и приняли покачивать так, как она сама раскачивалась.

— Тише, тише, девочка, — бормотал старик. — Ты в безопасности, никто не тронет, никто.

Тепло ударило, словно тяжёлым сапогом по голове. Глаза сами собой заслезились, веки отяжелели, свет померк. Тело обессиленно размякло, растеклось внутри мягкого кокона, провалилось в пустоту...

***

Ворон и сам себе не завидовал. Очередной удар повалил на спину, чья-то нога надавила на вывихнутое плечо, заставляя дёрнуться и вскрикнуть. Чьи-то пальцы задрали футболку, чей-то сапог ещё раз врезал по рёбрам. Старший лейтенант склонился над ним чёрной мутной тенью, что-то держа в руках.

— Сначала напишем послание... — объяснил он.

Кажется, щёлкнул какой-то переключатель, и внизу живота вспыхнула боль. Ворон было стиснул зубы, но через секунду уже орал от непрекращающегося жжения. Это был огонь, или раскалённый металл, или всё вместе и сразу... Когда в рот засунули кляп, крик не прервался, выходил глухим стоном, глаза слезились, боль с каждой секундой усиливалась стократ, била хуже ментовских ботинок, вспыхивала искрами, заставляла выгнуться, вжаться в держащие ноги, снова вспомнить про плечо.

Тело не слушалось совсем, сознание ещё немного и отключится, только бесконечная пелена боли и унизительное ощущение мокрых штанов — кажется, он обмочился.

— Нравится, мудак? — прошипел старший лейтенант, отрываясь от своего занятия.

Когда боль прекратилась, Ворон ещё несколько секунд ощущал неземное блаженство, мелко дрожа, растянутый на полу. С трудом разомкнул веки, через шатающийся мир видя, как от его тела поднимается струйка дыма. Нос уловил запах жареного мяса. Маленькая вещичка в чужих руках — это мощный, запрещённый в качестве оружия, технический лазер для сложного вида производственных работ. Голова отрицательно замотала сама собой, Ворон даже не успел это проконтролировать — а, может, её тоже охватила нервная дрожь. Впрочем, ответ от него был нужен только для появления в тумане расплывшегося лица довольной улыбки.

— Наслаждайся, — посоветовала та же счастливая морда.

И боль повторилась вновь.

Последующий кусок просто пропал из памяти. Приводили Ворона в чувство позже, сначала облили ведром ледяной воды, а куски не растаявшего льда засунули в штаны, а стоило ему только открыть глаза — он увидел над собой чей-то член и зажмурился, когда сверху полилась желтоватая жидкость. Боль внизу живота всё ещё была адской, но не усиливалась больше, только давила в голове, мешала думать, ловить обрывки мыслей: «Ещё жив, чёрт...», «Кажется, орал...», «Сказал важное?», «И кто такой призрак?..»

— Просыпайся, Константин, мы же только-только начали, — послышался голос старшего лейтенанта — чертовски знакомый, в отличие от имени.

Это его имя, да? Почему он забыл? Было так больно?..

— Какой-то ты слишком прилизанный для такого мудака, — отметил голос.

Его снова схватили за волосы, дёрнули вверх, заставляя встать на колени. Воняло. Болело.

— Небось, ради барышни за собой ухаживаешь?

Глава 6.4

Сзади послышался щелчок, но боли не последовало. В голове вспыхнул страх и воспоминание: «Призрак!» — ласковые пальцы в волосах, родной голос, довольные стоны... Сзади продолжали раздаваться щелчки. Весь мир превратился в звуки, запахи и боль. И снова тяжёлый удар сапогом, заставивший вскрикнуть.

— Правильно, открой рот, — прокомментировал голос.

Во рту появилось что-то жёсткое, мелкое, заползающее в глотку, прилипающее к нёбу... Всё содержимое тут же попросилось наружу, губы как назло были солёными, живот свело. Ворон блевал. Долго, высвобождая всё, что было у него внутри, вместе со сгустками крови и остатками полезных веществ, блевал и себе на колени, не видя, блевал волосами, которые ему впихнули в рот.