Последняя черта

Виктора Федоровича Казовича вообще было легко разозлить. Он мог впасть в бешенство даже из-за невинного слова, сказанного поперек его слова. Видимо, большие деньги и неограниченная власть способствовали всему этому. Но как боец господин Казович был никакой — избыточный вес, дряблые мышцы и вечная одышка делали его похожим на говорящий бурдюк с салом.

Я встретил толстяка коротким прямым ударом в голову. Мой кулак без труда расквасил нос депутату. Казович не ожидал, что его могут ударить. Он не привык к такому обращению, с его «величественной» физиономией. Решив закрепить успех, я схватил чиновника за голову и со всей силы ударил его лицом об стол. Поскольку в этот момент господин Казович держался обеими руками за свой разбитый нос, то он даже ничего не успел сделать. Его лицо с глухим стуком ударилось о тяжелую, полированную поверхность стола, и раздался противный хруст — многострадальный нос окончательно превратился в лепешку.

— А вам не кажется, что вы перегнули палку? — тихо спросил один из присутствующих, когда в зале воцарилась гробовая тишина.

— Абсолютно не считаю, — спокойно ответил я. — Чем хорошо смутное время, так тем, что можно совершенно безбоязненно сводить личные счеты! Через пару дней для господина Казовича будет самым главным выдернуть деньги из бизнеса, чтобы убежать из города, а не думать о мести за разбитый нос.

— Значит, ты настолько уверен в том, что нам только что говорил, что можешь себе позволить при свидетелях разбивать носы уважаемым людям этого города? — подвел итог моим словам Карабас.

— Именно! — широко улыбнувшись, произнес я. — Напоминаю: всех, кто захочет участвовать в обороне Керчи, заработав при этом денег, жду завтра в двенадцать в интернате.

— А, так все-таки есть возможность срубить деньжат?! — торжествующее произнес Карабас. — А я все думаю, когда проснется твое истинное нутро!

— Денег можно заработать всегда и на всем. А уж такое дело, как война, — это для знающего и подготовленного человека вообще золотая жила. Только и успевай, что мешки для денег подставляй! — с этими словами я вышел из зала и спустившись по лестнице, двинулся на улицу.

От здания гостиницы я отошел всего на тридцать метров. В неприметном закутке, образованном зданием школы и забором строительной площадке, стояла моя зеленая «копейка» — машина, на которой я предпочитал передвигаться по городу, когда хотел оставаться незаметным для окружающих.

В машине я поставил ноутбук на соседнее сиденье, подсоединил к нему шнур, который шел от автомобильной магнитолы. Быстренько активировав нужную программу, я воткнул в ухо наушник и принялся слушать, о чем разговаривают члены «карточного» клуба, которые остались в зале сауны. Вся моя «возня» с господином Казовичем была нужна только для одного, чтобы незаметно для окружающих бросить на пол «шайбу» подслушивающего устройства.

Приникнув в динамику, я весь обратился в слух, все-таки техника, которой я пользовался, была не профессиональной и качество звука оставляло желать лучшего. Хорошо хоть, судя по репликам, доносящимся из наушника, я не пропустил ничего интересного: к деловому разговору еще не приступили — присутствующие успокаивали чиновника с разбитым носом, который клялся всеми возможными клятвами, что завтра же меня ждут всевозможные кары и пытки. Минут через пятнадцать пострадавшего вывели из зала, и все присутствующие приступили непосредственно к обсуждению той темы, которую я поднял.

Самая первая новость, которую я услышал, огорошила меня как выпавший снег в середине лета. Оказывается, что большинство тех проблем и неприятностей, которые валились мне на голову как из рога изобилия, были спровоцированы вовсе не сыном мэра и его прихвостнями, а членами «карточного» клуба. Они хотели таким способом натравить меня на мэра и всю его семью. Расчет был на то, что я, по мнению присутствующих, «крут на расправу», и если меня хорошенько разозлить, то я скорее всего «пущу кровь» своим обидчикам. Все-таки история с расстрелянным педофилом дала о себе знать. И ведь, что самое неприятное, эти «картежники» оказались правы на все сто процентов — я хотел поступить именно так, как они и рассчитывали — убить всех, кто, по моему мнению, испортил мне жизнь в этом городе. Вот только оказывается, что в моих бедах были виноваты совершенно другие люди. Многих из них я считал своими… нет, не друзьями, но уж приятелями точно. Взять хотя бы того же Карабаса или Дорушевича, оба были мне близки, я был вхож в их семьи, наши жены и дети дружили, а мы часто общались между собой. А оно вон как повернулось!