Последняя девственница королевства (СИ)

Тесно прижавшись к ее вздрагивающему телу, извивающемуся, блестящему потом, Корональ долго, бесконечно долго целовал ее губы, припухшие, накусанные, горячие и мягкие, так долго, что у Новы кружилась голова. Она выгибалась навстречу своему мучителю, растворяясь в его поцелуях, принимая его ласку жадно, как глоток чистого прохладного воздуха после душного подвала. И его руки, обнимающие ее податливое тело, уже не смущали, Нова сама ласкалась о них, как послушное животное. И, наверное, если б он не целовал ее так мучительно сладко и долго, она бы крикнула, сгорая от нетерпения и страсти «возьми меня!». Но, кажется, он решил поиграть, подразнить как следует строптивицу, и потому не спешил воспользоваться ее телом.

А потом сознание покинуло ее, когда наслаждение от горячего воска в очередной раз полыхнуло огнем под закрытыми веками и ослепило до бездонной черноты.

Корональ сам, на руках, принес обнаженную девушку в гарем, завернув в собственный шелковый темно-серый халат, ведь ее платье было разорвано и приведено в негодность. В этом халате, пропахшем морской свежестью и растаявшим воском, Нова, собственно, и проснулась, стыдливо натягивая до подбородка тонкую ткань. Ее руки, ее шея были в тонких чешуйках от побледневшего воска, на запястье была повязана синяя атласная лента, которую не спутаешь ни с какой другой — лента из волос Короналя. Прислужники подобострастно сгибались едва ли не вчетверо в поклонах, осторожно рассматривая молодую госпожу и ожидая от нее приказов. Всем было совершенно ясно, что вечером Корональ играл с нею, и в награду подарил свою ленту. Она не просто зацепилась, она была аккуратно и надежно повязана на запястье Новы, и для любой другой наложницы это означало бы, что Корональ провел с ней ночь и остался очень доволен девушкой.

Это косвенно подтверждали вой и плач Прекрасной за дверями.

Слушая, как прислужницы готовят ей ванну, как они хвалят новую госпожу за полученную ленту — и халат Короналя, в котором он бережно уложил ее в постель сам, — Прекрасная рвала в ярости волосы и царапала себе лицо. Нова, эта выскочка, выглядела испуганной и растерянной, когда ее отмывали от тонких чешуек воска и одевали в самые красивые наряды, что только отыскали в сундучках, а Прекрасная скрежетала зубами и сжимала кулаки, душа свою злость в груди.

«Ничего, — думала она. — Ничего…Вернется Пустотник с зельем, и Корональ навсегда забудет о тебе! Он обещал самое сильное приворотное зелье, что существует под луной, и уж оно-то победит это странное влечение Короналя к тебе! Он по-прежнему будет мой, будет дарить мне подарки и любить только меня!»

А Пустотник, разумеется, вовсе не собирался устраивать личную жизнь Прекрасной. Мысль о том, что Короналя можно просто отравить, а затем просто забрать беспрепятственно Нову, не давала ему покоя.

Разыскивая нечестивцев — а это было очень сложно с учетом того, что Слово ему больше не помогало, и он ориентировался лишь на подсказки Пустоты, — Пустотник долго бродил по улицам города, пока не добрел до самого тихого квартала. Домики были низкие, приземистые и очень добротные, сложенные из крепкого камня, с тяжелыми, окованными железом дверями. Окна располагались очень высоко и походили больше на узкие бойницы. Поглядывая вверх, на крепкие ставни, закрывающие эти недобрые глаза домов, Пустотник усмехался, понимая, зачем все эти предосторожности.

«Кто-то подумает, что тут живут купцы, переживающие за сохранность своего товара, да только я знаю, что за товар они берегут», — недобро думал Пустотник.

Возле одного дома он остановился и постучал в дверь — громко, требовательно.

Хозяин, мелкий, отвратительный, похожий на бородавчатого гоблина, тотчас отворил ему, словно поджидал этого внезапного ночного визита.

— Магия шептала твое имя, Сайрус, — посмеиваясь и потирая мозолистые заскорузлые ладони, произнес он. — Заходи и потрать свое золото.

В тесной комнате и повернуться было негде из-за нагромождения плашек, чашек, сушеных веников разных трав и банок с заспиртованными змеями. Стол, на который нечестивец указал Сайрусу, да полка, на которой стояли клетки со всякими мелкими зверюшками и гадами.

Сайрус, оглядываясь по сторонам, неспешно стащил с плеч куртку, затем рубашку и молча обернулся спиной к свету. Нечестивец, поднеся к грубо зарубцевавшейся ране свечу, присвистнул, оглядывая кожу Пустотника.

— Тонко сработано! — похвалил он неизвестного обидчика Пустотника. — Словно сам Корональ постарался.

Пустотник смолчал. Он не хотел обсуждать прыщавым уродцем подробности потери Слова, и тот, разочарованно охая, тряся уродливой головой с волосатыми ушами, побрел к полке с животными.

— Ну, посмотрим, чья тень тебе подойдет, — шамкал он, разглядывая зверушек, тревожа их светом. Зверушки испуганно заметались в своих клетках, а нечестивец глядел то на них, тона Пустотника, соображая, как же должно изломать несчастного зверя, чтоб он хоть немного был похож на шрам, оставшийся после вырванного Слова.